Инна Фидянина-Зубкова - Как кума куму не дала. Стихи о мужиках и бабах

На суде все ручищами машут!
Тятьки вилы на Мишку тащат:
«Порешаем (кричат) на месте!» —
каждый дочь свою тянет в невесты.

Надумала я утопиться
иль самогоном залиться,
но плюнула, ждать решила – что будет,
с меня уже не убудет.
Вот такая история приключилась.
Недолго мы разводились.

У Михайло новая была свадьба,
алиментов на две усадьбы,
и пересудов лет эдак на тридцать:
позор скороспелым девицам!

А в деревне осталась я виноватой:
от того, что не ходила брюхатой.
И мне пришлось съехать,
в другое село уехать
под названием «строительство БАМа».

Там я была желанна.
Записалась я в коммунисты
и с листа нового чисто
жизнь свою начинаю.

Знаю, счастье где-нибудь повстречаю,
ведь оно ни от кого не зависит,
счастье с белого облачка виснет:
хватай, молода покуда!

А молва, суды, пересуды,
где бы ты ни была, догонят:
«Разведёнка, прям тут иль в вагоне?»

А было всё так: на крещение
принимали мы омовение:
тётку Нюру
с толстющей фигурой
посадили на лёд,
а она ни назад, ни вперёд.
– Прыгай, Нюра!
Та: «Не могу, ведь фигура
застряла в сугробе!»

– Эта дура всю прорубь угробит,
её надобно в бане попарить:
от лишнего веса избавить.
Вот сбросит она сто кило,
тогда её и на дно!

В баню Нюра, вроде бы, хочет,
сидит в сугробе, хохочет.
– Тащите её в помывочную,
пока волны нет приливочной
в нашей воде-океане!

«Волн в проруби не бывает,
там раки и щуки
от разной-всяческой скуки», —
Нюрка вдруг испугалась,
с сугроба быстро поднялась.

А наши местны мужики
(тоже ведь не дураки)
как её в прорубь закинут!
Христа помянут и выпьют
литра три самогона:
– И что я такой влюблённый
в морозы крещенские?
– Да. Только бабы пошли дюже мелкие!

Интересные мужчины —
те, которые в кручине
не бывали никогда.
Я б за ними так пошла:
голая, раздетая,
колхозными заветами
вся, как кукла, скована.

Я разочарована
в любови деревенской.
Танец хочу венский
сплясать с поэтом злобным.

Хлопай, душа, хлопай
голодна пока что.
Хочу чтоб принц бумажный
писал мне… Не напишешь?
Слышишь ты, не слышишь?

Тётя Зоя
ни с кем не спорит,
она сидит на завалинке,
латает зачем-то валенки,
но от латок её нет прока:
от первого снегу потёкла
её прошлогодняя латка.
Ну и ладно.

А на улице вечер,
и полон скворечник
скворцами,
там деточки с мамой.
И лето!
Жаль, Зоя, ты не раздета.

Забрось свои валенки за забор,
может, припрётся Егор
на дармовщину:
спрячет свою личину
да и дитя «надует».

«А оно нам надо?» – задует
тётя Зоя сальную свечку,
проверит свои колечки.

И спать в одиночку завалится.
«Пущай хоть хата развалится!» —
ей Егора чужого не надо,
ему и его жинка рада.

А мы тоже слезем с завалинки,
подберём свои старые валенки
да пойдём по-взрослому целоваться.
Не век же нам женихаться?