Алексей Покотилов - Туча летучая. Стихи

К нам музыка летит из Млечного Пути,
Скользя по пальцам пианиста.
Создатель правый, запрети
Нам доводить её до свиста!
Пустоты композиторских голов
Ты разрешил от недостатка глины,
Учёл, как Высший Богослов,
Своих же собственных основ
Всей мирозданческой картины.
Учёл?
Вдохни же в наши черепа
Сомнение, смирение, старание —
Возможно, жизнь и станет не слепа,
И будем мы как те, кем были ранее —
Мы, дети Млечного Пути.
Не упусти, Создатель нас, не отпусти!

Мне одиночество давно не по плечу,
Не по плечу и новые земные лица.
Я прошлое в ночи новлю и золочу,
Чтоб в сумраке дневном не заблудиться.
Вдоль вздорных лестничных нетающих шагов
День полоумный пляшет летним эхом:
Манжеты, плечи, заострённость обшлагов —
Мы друг для друга нужность и помеха.
Да не гони так быстро, тополиный пух,
Клубы мгновений вдоль шумов и веток!
Не по плечу мне обрести зелёный слух,
Догнать тебя и гнать себя за ветром.
Ошеломляет невозможность позвонить
Тем, кто давно не слышит и не дышит.
Господь уснул – так утомила наша прыть
И не спасают культовые крыши.

Встряхнуло море мирно волны,
Чуть потянулось, улеглось,
Прибрежный воздух переполнив
Полётом бабочек и ос.
Под оглушительный рассветный
Цветастый птичий перепляс,
Тысячелетне перепетый,
Давно бессмысленный для нас:
Не понимаем голос моря,
Не понимаем птичьих гамм,
Живём кирпича и заборя
Всё, что по силам и зубам.
А море миру мироносит,
Зеркалит, впитывает свет —
Живёт в скользящем перекосе,
Где нам, как прежде, места нет.

Ловкий ловчий Ваших пальцев,
Расстилающих постель —
Я кажусь Вам то скитальцем,
То хозяином земель.
Вам от этих перепадов —
То салютно, то – темно.
Застилать постель не надо,
Будем с ложью заодно.
Да и ложь ли это, разве?
Это из полночных книг —
Распридумавшийся праздник,
Расстилающийся миг.

Сухой глоток твоей улыбки —
На голос льющейся воды.
Твоя душа несёт убытки:
Пожалуй, встречи ей – вредны,
С согбенной нашей немотой
Коротких встреч коротких лет.
И я – забыт, но не тобой, —
Собой, как сдувшийся атлет.
Твои разбросанные вещи —
Тропинка к сумраку тепла,
Где ты, как женщина из женщин,
Следы печали замела
И уничтожила улики
Несостоявшихся минут.
Уж лучше б ты металась в крике,
А я бы лгал, что карты лгут
В пасьянсе тающей улыбки,
Под голос льющейся воды.
Моя душа несёт убытки:
Пожалуй, встречи ей – вредны.

Я в этот мир, конечно не пришёл —
Меня внесли случайным порционом,
Кто говорит «пришёл» – уже смешон,
Наивно заблуждаясь в оном.
Всё меньше слышащих стихи ушей,
Задутых ветром сытости открытий:
Земля готова вытолкать взашей
За отвержение наитий;
Она в крови настраивает звон,
Она мурлычет низкими тонами,
Она – словесный вечный зов —
Под нами, с нами и над нами.

Залетучил ветер,
задождили тучи,
Небо прогрызая
и роняя дождь.
Я тебе ответил,
я тебя измучил.
Выморочь пустая —
эта в горле дрожь.
Ты уходишь в танец,
в переплёт балета,
Выжимая тело
в расслоённый жест.
Мне остался сланец
плачущего лета,
Ты сказать посмела:
«Нет свободных мест».

Желаний наших карусель,
На солнцепёке технологий,
Сжимает годы до недель
В стенах сияющей берлоги,
Где зимний сад – оксюморон,
Где скайп – дыхание насмешки.
Взвожу охрипший патефон —
Телепортируясь поспешно
В качели давнего двора —
К губам по-девичьи припухлым,
К воде из полного ведра,
К порывам света летней кухни,
С побегом к шепчущей реке —
К воде, теплее одеяла,
Где были так уж налегке,
Что ночь собой не обделяла.
Желаний наших круговерть
Кромсала,
мяла,
разносила,
Чтобы кружить и жить теперь,
Как всем владеющая сила.

Мы в юности уверены,
Что нам весь мир – обязан,
И с первыми потерями,
Взрослеем, но не сразу.
А поцелуй из юности
Чем дальше, тем сильнее
Вбирает запах южности
Черешневой аллеи,
Ступая в мягком ягодном
Нетвёрдыми ногами…
Была пустынность благом нам,
Прохожие – врагами.
От тянущей мерцательной —
От аритмии писем —
Вздыхаем бессознательно,
Растерянно зависим.

Пора к дельфинам – рыбу есть сырую,
Купаться в новых звуках, ультразвуках.
Возможно, от того я и тоскую,
Что у Земли болтаюсь на поруках.
Одежду, обувь – всё долой и оземь:
Пора домой – на волны и в глубины,
К уже прожившим и почившим в Бозе,
Слепившимся в коралловые спины.
Похоже, прошлое – неисчислимо,
Похоже, прошлое не будет прошлым,
Пока природы длится пантомима,
Пока я – часть,
пока в огонь не брошен.

Виниловых пластинок геометрия,
То вертикально, то горизонтально,
Обложками приветливо заветрена,
Высвечивает надписи медально.
Миндальный вечер, вязко виражирован
В сединах света ржавчинкой заката —
В который раз не нами тиражирован
И под ноги мерцанием раскатан.
Босая торопливость юной женщины,
По клавишам раскрашенного пола,
Всем нотам ненаписанным завещана,
Всему, чем тон ежевечерний полон.
Но будут зимы заоконно сиплыми,
Углы запляшут прянично-картинно,
Вздыхая финиками, эвкалиптами,
Закат, рождая в тесноте камина.
До лета лето приютим
на подоконниках,
Живыми изумрудинками лета
И пребывать мы будем
в их поклонниках,
Пока нам лето не подарит цвета
Винилово-медального признания,
Мелькнувших в зеркале
миндальных ножек,
Геометрично вечного предания
Живых, заветренных судьбой обложек.

Порой тоска на этом нижнем Свете
Зовёт намылиться на верхний – Тот.
Но это мне пока не светит,
Никто оттуда не зовёт,
Во сне являясь профилем упрёка,
Знакомого неясного лица
И с выражением пророка,
Но без тернового венца.
Что ж, покопчу на этом нижнем Свете,
Пока коптится,
пока верхний Тот
Решает.
Мне решать – не светит,
Как и предвидеть переход.
Да будет, радость звуков от пророка
Неутолима!
Да пребуду в них!
Пока во мне, без страха и упрёка,
Не зазвенит соната для глухих.