Александр Новиков - Альманах. Автор года 2017

бездумно обжигаю руки.

И, опалённая душою,

стою, как тень, в дверном проёме

избы, провидицей слепою,

и отражаюсь в водоёме.

Средь белых скал, моей истории хранитель, —

прелестный Мельник, чудо-мастер красных вин,

старинных улочек волшебник, искуситель,

соединитель одиноких половин.

Где, как не в Мельнике, венчаться в белом доме,

вином рубиновым наполнивши бокал,

где, кроме вечности и ветра в скалах кроме,

придёт в свидетели платан, река, подвал?

Я заплутала в закоулках тёмной ниши —

дубовых бочек и дверей потерян счёт…

Старинный Мельник крик испуганный услышит,

на деревянный мост наружу приведёт.

Струит вода по перепадам речки горной,

смывает боль и застарелые грехи.

Кровит-течёт под медным прессом сок отборный —

перебродить в архитектуру и стихи.

Дом Кордопулова. Комнаты, комнаты,

в доме – посуда, одежда, ковры —

облаком белым на скалах исполнены

нашей с купеческим домом игры:

солнце осеннее жарит неистово —

в доме прохлада осенней поры,

хмелем пьянят после воздуха чистого

винных подвалов густые пары…

Экскурсоводы, туристы, развалины,

бархат платана столетней коры,

старые окна с сакральностью ставенной

смотрят сквозь щёлки в другие миры…

Горная речка мостами и скалами

шумно плутает к подножью горы.

Бочки дубовые с винами алыми

важно хранят наливные дары.

В Мельнике, пробуя… улицей… заревом…

в городе сказочном правим пиры!

Горы и ветер, сентябрь и Болгария

к нам бесконечно и щедро добры.

Мой восторг, мой респект с любопытством, Жеравна!

Чистый воздух и прелесть кафе на двоих.

Здесь прохладно и зябко. Но люди, как лава,

заполняют зигзаг переулков кривых.

Этих стен деревянная шероховатость,

эти камни фундаментов древней поры,

многоцветных ковров неподдельная радость

и сбегающий ветер с вершины горы.

Мы замёрзнем, мы будем искать утешенье

в тёплом чае и в тёплом пожатии рук.

Мы забудем в Жеравне свои пригрешенья,

по музеям пройдя исцеляющий круг!

В каждом доме для нас открываются двери

той Болгарии славной любви и тепла,

и мечты о заветной и попранной вере,

чем страна в угнетённые годы жила…

До слезы. До влюблённости проникновений

в суть истории жизни любимой страны —

щит заборов и стен, и к свободе стремлений,

что на эркере дома особо видны.

Покидаем Жеравну. Простимся с друзьями.

Обещаем не рвать понимания нить.

До подножья горы долетает за нами

дымный запах таверн, чтоб его не забыть.

В этом доме мне рады. Готовят еду,

наливают ракию в большие стаканы.

Если вдруг занемог, ослабел на беду —

приобнимут за плечи, поддерживать станут…

В этом доме, на Бога надеясь, живут,

наливают и пьют без остатка «на здраве».

Здесь лелеют тепло и домашний уют

на краю у села, у столетней дубравы.

В жизни всяко бывает: друзья предадут,

отвернутся внезапно родные с упрёком, —

в этот дом на окраине ноги ведут

на подножии горном Сакара далёком.

Я сюда прихожу, чтоб пополнить любовь,

ощутить бескорыстия тёплые руки —

вне сезона в году, в день недели любой, —

и страдаю, болею от долгой разлуки.

Принимай меня, дом! Завершивши полёт,

я тяну свои руки к кистям винограда…

Здесь неслышное время тихонько течёт

за столом у друзей – а другого не надо!

Хозяин дома протянул мне микрофон.

В моей деревне за столом – родные лица.

И паутинкою сентябрьскою кружится

диск осветителя, подчёркивая фон.

Хозяин дома говорит мне о любви

(в награде этой, априори, неповинна!)

людей в деревне. Золотятся вина.

Свисают кисти винограда. – Ты живи,

пиши стихи и книги лет до ста!

Читай их нам – мы любим, как читаешь,

и знаем, что болгарский понимаешь

без переводчика – ведь речь любви проста…

Я отвечаю на наречьи близких душ.

Моя подруга всё синхронно переводит.

И смысл, и речи понимает вроде

ивритоговорящий верный муж.

И в микрофон, и без – с деревней говорю,

с людьми и с полем, с лилией на речке,

о широте натуры человечьей —

портрет Болгарии бесхитростной творю!

А стоит ли дальше, а нужно ли

искать этой жизни резон?

Уходит дорога зауженно,

спускается за горизонт.

Эй, ворон, чего начертил ещё?!

В ночи не видать ни черта!

За мной, мои сёстры, в чистилище, —

гордыня, тщета, нищета!

Не первая и не последняя,

меняя простор на постой,

в закатный придел поселения

вхожу прихожанкой простой.

А если в землицу ложиться мне,

то так, чтоб «ищи-не ищи».

Покроет Россию божницами

души переломленный щит.

Не выла в бреду и не плакала,

бродя меж берёз и осин.

Прольются дожди над Елабугой,

слезами пойдут по Руси,

и вымоют долгими ливнями,

и вымолят сотни Марин,

пока будут ждать терпеливые,

бумажные «церкви» мои.

1

Из глубины, так давящей на плечи

Невозмутимо и невыносимо,

Переболев, совсем по-человечьи,

Идёт на звук, наверх ползёт озимый.

Пока ему не мать сыра землица,

И стебелёк не должен корневищу,

Свобода там, где высоко и чище,

Где нет возврата к глубине и глине.

Растёт росток, безудержно змеится,

Когда сгниёт забытая зерница,

Ему на плечи ляжет первый иней.

2

Теперь учиться жить, держась за воздух.

Ветра умеют и ласкать, и ранить.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.