Александр Петрушкин - Тетради 2013 года
- Название:Тетради 2013 года
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785449055101
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Петрушкин - Тетради 2013 года краткое содержание
Тетради 2013 года - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Повсюду Квантум и Перфектум,
школяр немого перевода,
февраль, блуждающий вдоль стенки,
как поиск повода и входа
для сущих пустяков синичьих,
чьи коготки на глине стёрты
повсюду ласковость купчины
и дым упоротый, как чёрт, и
стоящий посредине мессы,
которой лишь язык наш стоит,
февраль синицу вынимает
на словаре, который воет,
февраль заглядывая в это
синичье отраженье снега
пытается впихнуть ей в горло
за всё [особенно за лето].
И я смотрю на огород свой,
в котором птица оживает —
в окошко метеор летит
чтобы прибиться к местных стае.
5 ВАРИАНТ
Всё начинается глупостью, чтобы остыть:
дым и черешня, кажимый проколотый стыд —
Шарик, летящий навылет себя, напролёт
ночи повдольно, земле же всегда поперёк
как стрекоза, и прозрачные с нёба [глядят]
ангелы тырят игрушки [из сора] махорку смолят.
Вот деревянный, как хвост вертолёта, спит Бог,
чинит во сне сапоги, и заборы тачает в берёзовый сок.
Шарик царапает волка, и Шарик жужжит,
падает в горло, чтоб косточку там размозжить —
так скувыркнутся светила и встанет дыра
посередине у слова, грозя и гремя
пачкою банок, приклеенной богу во рту,
едет во фраке из дыр в этот сырный Тарту,
голубоглазый, будто открытка в конце декабря,
шарик-дружок, алфавит, будто дым, проредя.
Пашет мужик, будто пчёлы попали в косу —
носит Ж ангел в отверстии лобном осу.
Все начинается, мается милой хуйнёй —
иже уральской [из камня сочимой] слюной
чинишь инструкцию по размозжению дыр
в валенке ангела смысла – прекрасен наш пир!
Смотришь: сентябрь стоит посредине щенка,
светится будто Рентген, все слова отмоля.
«И вот, придумав, что любим…»
Фёдору Увицкому
И вот, придумав, что любим
на свете тот, что богнебог —
горит на кровяном огне
трамвай печальный без стихов:
без рельсов заезжает он
в дома, где нет ни этажей,
ни жителей, и бьётся кровь
стеклянных голубых стрижей.
Светлеет в крове – богнебог
претерпевает, что простим,
и ощущает здесь подлог —
когда не рай, а всё же лимб,
когда трамвай порожний спит,
прильнувши краешку окна,
когда с той стороны земли
ушедший смотрит на меня,
с той стороны реки, с воды
сдувая свежей почвы вдох —
приходит дно, приходит сын
и срамно богу, что – не бог.
«На птичьем рынке – торфяной язык …»
Евгении Извариной
На птичьем рынке – торфяной язык —
читавший арамейски – разумеет:
поди налево, если не убит,
поди направо – видишь: там светлеет.
На каждый полумёртвый светофор,
на всякий крестоцветный – без базара,
как птица в клетке, по карманам вор:
он кормится – прости – ему так надо.
Исполнив эту глиняную печь
и перечни свои опустошивши —
поищешь свет, а он – ни там, ни здесь,
как зёма, из-под почвы тихо свищет.
«Пыль протирает человека…»
Пыль протирает человека,
приподымает ему веко,
чихает на, чихает в
[как будто он её забыл],
стирает слюни до зрачка,
в котором свет до нагиша
ещё одет и неотвечен,
отдарен, словом изувечен,
как глина, смятая до ша.
Пыль замечает как на веко
садятся к ней два человека
[почти что], лёжа и дрожа,
чихают марту в два стрижа,
как нео-правданное слово
условно падая по склону,
деревенея в два ствола.
Пыль протирает человека
до аверса – а смерти нету,
но падаешь, её нажав.
«Сминая бумажную воду…»
Сминая бумажную воду
Не дышит свинцовый карась
Идёт с той [почти по богу]
по воздуху вверх накренясь
он жабры свои не шнурует,
шифрует под речь чёрный ил
и если дорвётся до суши
то верно поймёт, что он был,
сминая, царапая оду,
глазея в чудовищный страх,
что с точностью неба не спорят
в бумажных и рваных потьмах.
В роддоме
не бывает воды крепче
чем в начале от родясь
щиплет как цепной клевещет
головой резною в грязь
головою голой в воды
ничего не износить
разведя как купоросный
свет на две слепых руки
и ослепший он не может
не умеет дна просить
свет себя на темя крошит
как в заливы рыбаки
«Не раньше, чем начнётся смерть…»
Сергею Арешину
Не раньше, чем начнётся смерть,
жующая свой хлеб беззубый,
не раньше, чем меня и впредь
не встретит мент, и не разбудит,
не вложит камень мне в глаза,
а в губы – гул пчелиный долгий,
я буду слышать голоса
тех, отъезжающих на лодке,
тех, уезжающих вперед,
сбросавших вещи в саквояжи
поспешно в свалку, как щенков,
так словно не успеть им страшно
на этот длинный пароход
и не имеющий причала,
где б чайка, проверяя рот
б/у-шный, отвердев кричала
невнятно требуя избы,
сирени, от мороза ломкой,
и замороженных глубин,
или хотя бы потной шконки,
всплывут горящие гробы,
и станет мне тепло на лодке
перегибающей в обрыв,
где от встречающих так громко.
(24/03/2013)
Огород
Прозрачное дыхание весны
перебирает седину земную
[ещё не время – даже не зима —
а щель и скрип – которых, как иную
взыскует недоталая земля,
как бы в отместку месту существуя,
как бы вообще ничто не говоря,
благодаря за всё, за всё – любую
пернатую лягушку подо льдом,
закрывшим рот, глазницу – как ладонью
её печёный, утренний, как вдох,
ещё замёрзший голос под водою].
Стучит вода по тополям, стучит,
переходя себя напропалую,
лепечет, как мальчишка, и молчит,
как щель и скрип, в который как в иную
калитку смотрит, даже не губя,
строгая для лягушек этих луки,
и падает землёй, узнав себя
сквозь тополя порубленные руки.
«И вот ещё, ещё немного – и начинается потоп…»
И вот ещё, ещё немного – и начинается потоп,
сминая выдох у порога, чтоб спрятать в травяной носок,
в полынной кости распрямляя [ещё не пойманную] речь
[нагретой до кипенья] почвы, чтобы удобней было лечь.
Так опадают воды… воды… как выдохи и пузырьки,
и люди дышат словно овцы, дойдя до ледяной реки,
Интервал:
Закладка: