Александр Петрушкин - Тетради 2013 года

1 ВАРИАНТ

вот уже, катя, пошёл лесом, пятый – считай: не срок —
ёбанный стыд – оказалось: совсем не пророк —
оказалось: что стыд [не виден] писать стихи
больше ни слова, Катя, и ни с какой строки
вот уже, катя, ни слов, ни концов, ни хрена
выйдешь в тагильский воздух – читай: полна
как снигири отглагольная в дур страна
был бы туренко да вышел —
теперь слюна

вот уже сложен в три четверти мой анекдот
поговоришь – погоришь как мутант и урод
всё что останется в памяти женское ИТК
лишь стрекоза умеет сказать пока
правильно – видишь как птица с женским лицом
клюёт мал-помалу тень
всё что сгорает до речи
моя мигрень
вот уже, катя, в пизду вылетает вдох
[идёт в киоск за слюнявчиком бывший пророк]

2 ВАРИАНТ

есть вариант письма что утерян шифр
[шрифт monotype corsiv или бетина скрипт]
то что доступно в пепле – кровь и вода
и говоришь, как лапоть – чтоб не сказать лепота
есть варианты молчания – например
проговориться чтоб умолчать вдвойне
птицы летают юзом чтоб избежать судьбы
в общем любое письмо – разбивает лбы
и изо лба вылезает страшненький человек
гладь же по шерсти его как недолгий век
можно растить свой сад что сгорит как транс
что пиздоболить будто болит как недобрый Хармс

вот и еще один вариант: говори, говори
горловым пальчиком перебирай шрифты
спрячем письмо, завернём в немоту, как свет —
только лишь тень понимает, что собеседника нет.

3 ВАРИАНТ

только форель выгорает до февраля
все ли элегии успели покой раскатать
жарит и жарит бабулька рыбный пирог
наступает февраль особенный для недотрог
вот [веришь?] не помню есть ли в Тагилах трамвай
жарит бабульку рыбный пирог – давай
договоримся что ездит такой кривой
по вашей вокзальной каменной и мостовой
только февраль догорает как будто форель
бабулька с поджаренной корочкой поскорей
пытается выйти [в смысле залезть под смерть]
одноного и скучно наверное там [ну почти как здесь]
что-то лепечет старуха своей жеребячьей губой
жарит и шарит в рыбёшке над головой
и как форель понимает что нет ни добра и зла
от пирога остаётся укроп и зола
только стоим с двух сторон уральских и до седин
чуем что время в трамвае трещит словно рыбный дым
жарит и жарит бабулька рыбный пирог
радостная [как трамваи] что вышел дух и неплох

4 ВАРИАНТ

разве что только больнейший придурок писать
помнит ещё ручную способность и можно заплакать
слёзы собрать как росы и надо жить
если случилось ждать – благодать и жалко

больного меня и тебя – под которой тьмы
как аниме сбываются и жасмины
все состоят [и стоят] из воды [средь воды]

спросишь у Лены, но и она не ответит
разве что только больная [сиречь своя]
ластится как грудная простая малость —
мы остаёмся одни в середине себя
чувствуя что и Урала уже не осталось

разве что так придурошна наша речь
что непонятно кому зацветают жасмины
спросишь у Лены или других Елен
тронутой речью [той что другие забыли]

только вода [спросоня свернувшись в кровь]
не разберётся в гомерах-гомершах местных
и наслепую плачет по нам втройне
[что и больным и придурошным чем-то лестно]

5 ВАРИАНТ

Войным-война здесь, Катя, непогода
по воздуху вползает запах йода
по тростнику китайскому – порода
решает всё за нас, как за удода
(о!) этот запах кухонный, пернатый,
что отстаёт от до-стихов – как даты
скажи ещё кому-то: «запах йода…» —
и морщится [в нутро своё] природа.
О, этот воздух (йэ!) катеринбургский:
волной идут кретины на этрусков —
во их главе Улисс [почти] маячит —
он наблатыканый ХИММАШ переиначит.
Здесь, на резиновых деревьях, спят наречья —
как дым до дыр самим себе переча,
И запах спирта вьёт в песочницах гнездо,
растягивая жизнь до самой ДО.
Храни, мой дым [почти что папиросный],
царапины [а вовсе не вопросы]
в коленках, сорваных когда войным-война
была ещё весома и больна —
о, белый запах меж пустопорожних —
нас обучил быть-лить неосторожный
[всё больше в горло] [больше горлом] йод
из чернозёма как трава рот в рот

6 ВАРИАНТ

да хули жопу рвать, брат Боратынский,
от муравьиной кислоты поэтов
в России тускло в Ницце как-то лживо
ну разве только почитать Цветкова

дать по еблу и пёхом в небо пёхом
по этому всеместному Тагилу —
как там его… а! вот… не надо Бога,
с которым мы посмертно как-то жили

да хули – смерть в районе в (л) агзавода
Сиреневое нёбо отпускает
на все [четыре всадника у входа
железного тоскуют вместе с нами]

не вспоминай ни Питер ни Кыштымы
под почвою шевелятся как Гоголь
живые тени гопоты – все живы
дать по еблу стихам и пёхом-пёхом

7 ВАРИАНТ

Не понимаю нашей поздней речи,
чирика-чика в мехе рукавов,
трещащего иголкой в нервном смехе,
как тик, забывших нас учеников.

Так пусто в доме, что гудит конфорка,
как стая, растревоженных тьмой, пчёл
прищурится, приняв обличье волка
и мех словесный, словно кофта жолт.

Не понимая всякой связной речи —
склоняется к нам и целует в лоб
холодный ангел и из голенища
лёд чаячный за шиворот кладёт.

Так пусто в этом доме, что за светом
пора вещам звериным говорить
и собираются вокруг не (много) незнакомых,
Чтоб на троих мою же смерть распить,

и разминают меж ладоней птицу,
трещащую на нитке из любви
и пишем мы, себя не понимая, литера-
дуру разделив на три.

8 ВАРИАНТ

Небо над плодами тяжелеет,
наливается снегами и людьми.
Ничего ему, пойми, не надо
ни печали нашей, ни любви,

ни тоски по зябнущей культуре,
ни Улисса Джойсу поперёк —
вот снегирь сосок заката клюнет,
наберёт дыханья полный рот,

окунётся с головой в сугробы
после чёрной бани – из лобка
небо над плодами тяжко зреет,
катится по краю коробка

спичечной земли, покрытой серой,
зажигающей всем птенчикам хвосты,
и дымок, как память черно-серый,
согревает снег со всей земли.