Надежда Васильева - Дверь

Но дом свой терять, все ж цена не чрезмерна ль за это?

Осталось уроки учить и молиться усердней.

Послушай, тебе всё по силам, покуда живой ты.

Да ты не тяни мир как шапочку для бассейна —

Вселенная любит нас искренне каждою нотой!

Тебя и всю ненависть плавать направлю подальше

Отсюда, с моим ядом воспоминаний в придачу.

Водой океана выравниваю настоящесть.

Сижу на песке, наблюдаю дельфинов и плачу.

Как будто луну качают

Зеленые лапы кедров.

Готово сердце отчалить

Из гавани вдаль по ветру.

На твердой земле не спится,

И песен не льется в небо,

Где море меняет лица,

Туда взором литься мне бы.

Как призрак полупрозрачный

По суше брожу уныло,

И грежу, как ветры в мачтах

Пружинят могучей силой.

А воля б моя, то в волны

Ушла бы в вояж бесстрашно,

И глади вверяла черной

День завтрашний, сон вчерашний.

Да, знаешь ли, дышится так легко,

Раз именно ты на своих ладонях

Зажег и не отпускаешь огонь

Осеннего света. Деревьев кроны —

Что гибкими водорослями в глубине,

Зеленое небо в лоскут изрезав.

По осени вспомнила, что ты вовне

Меня, моих звуков и слов. И бездна

Мне не отвечает, хоть громко кричу

И хрипну от крика. Ногами листву я

Листаю. И радуюсь солнца лучу

Последнему жаркому, словно Везувий.

Солнце меж пальцев ложится на чуткие клавиши,

И через миг расплетаются зыбкие тени.

Кадры мгновений вдруг замельтешат, и расплавишься

В первых выстреливающих нотах вступления.

Звуками сквозь тебя – как морем в ухо ракушково —

Мир распластается, будто по нотному стану:

Звёздная ночь скрипок вылепит колкое кружево,

В городе утро споёт многострунным органом.

Если есть магия – это рожденье звучания

Из тишины, раздробившись по бликам заката,

Чуть прикоснёшься – короткое замыкание!

Кожу как будто защемит затакт пиццикато.

Нет русла мыслям иного, чем вылиться музыкой,

Вместо ответов понятных – сто тысяч догадок.

Веером трелей звенит и к вершине на «до» – зыбко:

До – невозможного! До – унисона! До – урагана!

Время года – приблизиться к главным своим вопросам

И лететь паутинкой по ветру, ловя сюжеты.

Пульсом пуантилизма разбрызгивается в меня осень,

Красок полифония вздымается сочным эхом!

Я цветок или дерево – мне простота красива.

Ни на лишнее, ни на случайное не растерять бы силы.

Облака в голове легки? Нет, порой они невыносимы.

Так и осени танец, и в нем мне – drinking & singing…

Да ты заходи, бери стул и садись напротив,

Прости, что не новый, обивка везде повытерлась,

И мягкости нет, проступают у стульев кости,

Ведь сколько событий и войн они здесь увидели!

Захочешь ли чая, вина или может виски?

В камин дров побольше, и будем сидеть до заутрени.

Давно мне хотелось тебе столько много высказать,

Поэтому ты потерпи мою речь немудрую.

О том, как с ума я сошла от твоих ужимок,

(История эта совсем не оригинальная),

Как камнем, бумагой и ножницами служила,

А ты вырезал без конца из меня оригами.

А сколько с тобой мы дверей открывали вместе,

Из тайных ларцов и шкафов погремев скелетами.

И память-маяк: то погаснет, то вновь засветит

Красивыми песнями, нами с тобой пропетыми.

Сидеть так, глядеть на огонь, долго слушать ветер,

Тебя ни лечить не хочу, ни смущать, ни подкалывать.

На стульях старинных дождёмся разлива рассвета

И порознь выйдем. Ничто не изменится, стало быть.

А ветер такой, что и чаек сносит,

И плавать здесь кажется самоубийством.

Но в этих волнах я, что выше роста,

В сиреневых тучах на молниях висну.

И пусть шторм громаден и неизбежен,

Он восемью восемь раз меньше по силе

Того взрыва, что уничтожил надежду

Найти берег там, куда вместе мы плыли.

Если солнце к зениту, то море творит облака,

Грея пены кусочки в печи микроволновой.

Словно зерна они разбухают сперва до хлопка,

После лопнут, закучерявятся по небосклону.

Мы, расплавившись, липнем телами к прохладной тени,

Протянувшись в развесистость лиственницы длинноного.

Горизонт пьем глазами – сюда нас прибило одних,

Тех, кто ищет друг в друге продленье своей дороги.

Чтобы сбить этот пряный сорокаградусный жар,

По песку прыгать, словно по обжигающей сковородке

В волны – солью глаза море лижет, вода свежа;

Мы как дети с тобой, те, что мир осязают робко.

Отражается небо, нырнув в лужи чайных ложек,

Мы в горстях друг у друга, за пазухой и в кармашках.

В свете глаз удивленных твоих, на мои так похожих,

Я увидела ангелов. После такого

и умереть – не страшно.

Здесь учусь я разгадывать будущее по рисункам

Древесины на старых лодках, одна на причале стоя.

Пришвартованы к берегу, а камни гальки похрумкивают

Друг об друга, пока переворачиваются в прибое.

Гладкость набережной с небрежностью отредактирована

Облетевшими иглами лиственниц после ночного шторма.

Изо дня в день прогуливаясь, наблюдаю картину

Небоморя. Оно то насыщенно яростно, то полутонно.

Каждый день рыбаки курят и зубоскалят на пристани.

На воде солнца блёстки близки им, как будто родная кожа.

А когда вдруг один засмотрелся вдаль моря пристально,

Остальные подшучивают: «А, ты все ждёшь её безнадёжно!»

Где там – ждешь… Отождался: «Волна что-то да принесёт нам…», —

На их шутки он не обижается, столько лет он уже часть их,

Равномерно вдыхая в просторе до горизонта —

Запах водорослей и ракушек. И как происходит часто —

Вслух одно говорит, оставляя все мысли себе на вечер —

Будет ужинать и плыть по памяти, длинным ее отрогам,

Где соленые дни, только сердцу стучалось там легче.

Настоящего нет. На бортах его лодки будущего – немного.

Квадрат адекватности равен

Двойному квадрату скуки.

Задача песочных гранул

Ссыпаться – минуты, сутки

В известном заранее ритме

По однообразным трекам,

И будни узорами выткать

Все строго – в полоску, в клетку.

Безумцам салют! Бесполезно

Таким адекватность двигать.

Они ненормальные: вместо

Обеда глотают книги.

Им – пригоршней пить опасность,

И не поминая в суе,

А солнечной сочной краской

Здесь кто-то опять рисует

Шедевры в раме оконной.

А кто-то дышит по нотам.

Раз кто-то открыл законы,

То их нарушает кто-то.

Из плотной небесной ваты

Весь вылепленный как будто,