Павел Великжанин - Важно все. Стихи

Она все тянется до звезд,

И мне нельзя покинуть пост

Бессонного режима.

Полночный бред: строки зигзаг

Уходит за края бумаг;

Я рад, что все творю не так, –

Волшебник-недоучка.

… Но сон сильней. Мы все уснем

Прозрачным утром, ярким днем,

И стих останется вдвоем

С поломанною ручкой.

Ночь доела закат,

как остывшую макаронину.

Все, чем был ты богат,

навсегда под землей похоронено.

Но приходит рассвет,

и поля новой кровью тюльпанятся.

Остаются стихи,

даже если ничто не останется.

Я вбиваю ноги-гвозди

В деревянную планету,

Рву тугих созвездий грозди

И вино давлю из света.

Не досталось мне водицы

В чистом дедовском колодце:

Разжиревшие мокрицы

Прошлым чавкают в болотце.

Тут – стишки соплёй марают,

Там – с ухмылочкой вампирской

Все быстрее умирают,

Задыхаясь под копиркой.

В центре жадной круговерти,

Где сердца зашлись в чечетке,

Я плыву рекою смерти,

Режу стрежень носом лодки.

В ней полно мышиных дырок,

У весла отбита лопасть.

Я – магнитный полюс мира,

Улетающего – в пропасть.

Рыба плывет во мне полмиллиарда зим:

Каждый ее фрагмент, каждый ее энзим

В клетках моих живет, помня палеозой.

Капля предвечных вод схожа с моей слезой.

Чем я в потоке дней глубже в себя вникал,

Тем на руке видней линия плавника.

Сердце заденет вдруг скользкая чешуя:

Так завершает круг лодка Иешуа.

Сетью сплетенный нерв рыбе бросай в прибой:

То, что поднимешь вверх, и назовут – тобой.

Давно отдавлено нутро

Тисками тесноты.

Стоишь ты, сплющенный в метро

Такими же, как ты.

Из легких воздух выжат весь

До нормы ИТК.

Людская распирает взвесь

Вагонные бока.

Чужие ауры в тебе

Впечатывают след.

Летишь куда-то по трубе,

Не видя белый свет.

И вот – конечная. Трубят:

"Освобождай вагон!"

А что осталось от тебя?

Похмелье похорон.

Безумье ума,

Безволие воли,

Слепящая тьма –

Знакомо до боли.

Трусливая удаль,

Бессильный напор,

Спаситель-Иуда –

Все есть до сих пор.

В кипящем снегу

Искривляя дорогу,

Стоим на бегу

К сатанинскому богу.

Планета наша в черной бездне

Несет сквозь холод звездный нас,

А мы живем все бесполезней,

Не поднимая к небу глаз,

Не веря, что предел отмечен:

Грибом огромным встанет грань

Меж миром тем, который вечен,

И тем, в котором гниль и дрянь.

Закончился трясиной топкой

Тысячелетий ручеек.

Кровавой каплей – красной кнопкой

Истек убитый нами срок.

И обожженную планету,

Легко летящую без нас,

Крестообразный хвост ракеты

Благословит в последний раз.

Она из плоской глубины

Глядит в мои глаза.

Мне солнца свет – ей свет луны.

Мой смех – ее слеза.

Моя улыбка стоит ей

Отчаянья гримас.

Я стану в сотню раз сильней.

Она – слабей в сто раз.

В ответ на правду будет лгать.

Кричит – а я молчу.

Мне от нее не убежать…

Да я и не хочу.

«Могло быть и хуже» –

Тоскливая радость

Для тех, кто простужен,

Для тех, кому в тягость

Шторма и метели,

Дороги к вершине:

Мечтали, хотели,

Но не совершили.

И силы не гробят,

А душу застудят.

И хуже могло быть,

Да лучше не будет.

Империя

дробей

Трех океанов берега

Могуче обнимая,

Размером в миллионы га

Лежит одна восьмая.

Во все концы ведут пути,

Проспекты и тропинки,

И мы идем, с мечтой найти

Вторые половинки.

Хоть горек опыт-акрихин,

Живем на всю катушку,

Черкнув случайные стихи

В бумаги четвертушку.

А в это время, полоня

Моря и континенты,

Растут, растут день ото дня

Всесильные проценты,

И в магазинном царстве цен

На памперсы и гробик,

На хлеб, на водку, на пурген –

Везде сплошные дроби.

Но сколько солнце ни циклопь,

Луна – второе око.

Пускай длинна, как вечность, дробь,

Да в ней немного прока.

А впрочем, самомненье в них

Еще длиннее даже.

О, сколько слышал я таких

Подробных инструктажей:

«Ты раздели, разрежь, разбей!

В одном деленьи – смысл…»

Растет империя дробей

На трупах целых чисел.

… И полон дом. И пир горой.

И возраст – не преклонный.

Но не хватает мне порой

Одной лишь миллионной.

С дробями вечная беда:

Им в сумму не сложиться.

И проба счастья, как всегда,

Чуть меньше единицы.

Не любишь марши? Слушай блюз.

Но только хватит ныть:

Чем больше минусов, тем плюс

Сподручней смастерить.

Судьба не ведает клише,

Сплетая свой сюжет.

Сегодня – вечер на душе,

А завтра – вновь рассвет.

Пусть кто-то что-то недодал:

Счастлив не тот, кто сыт.

Чем дольше я поголодал,

Тем лучше аппетит.

Нам от ударов не уйти.

Пускай, упав на дно,

Я потеряю все пути.

Пускай! Но все равно

В последний путь, закрыв глаза,

Меня не провожай.

Сегодня – ливень и гроза,

А завтра – урожай.

Разбитых не люблю корыт

И верю лишь в любовь.

Сегодня в землю я зарыт,

А завтра – вырос вновь.

Все истина, где б ни жила:

Хоть в хижине, хоть во дворце.

Вокруг лишь одни зеркала,

Их чем-то завесят в конце.

И каждый по-своему прав:

Идущий наверх и ко дну.

Но только из множества правд

Тебе надо выбрать одну.

Мостом и плотиной не взнуздана сроду,

Подстилкой ни разу не бывшая броду,

Неведомой людям подземной дорогой

Гуляет, как кошка, вода-недотрога.

Но если ковром расцветает живое,

Бросаясь под ноги зеленой травою,

А где-то – самум над барханом пустынным –

Все это лишь отзвук течений глубинных.

Пускай неподвижны бесстрастные своды –

Бурлят и клокочут подземные воды.

Все в мире непросто. В любом человеке

Незримо текут потаенные реки.

Они, как Барби или Кены,

Правдоподобны и похожи;

Идут по жизни манекены,

Улыбкой лица искорежив.

Их идеальные фигуры

Стыда не ведают и краски.

На них гламурненькие дуры

Завистливо таращат глазки.

Они в толпе неотличимы,

И, к сожалению, все чаще

Мы, к ним спеша, проходим мимо

Людей живых и настоящих.

Сгорит – из пепла не зови:

Не зря отмерен срок свечам.

Не расплескать бы нам любви

По каплям и по мелочам.

И, может, Бог иль кто там есть

Не скажет: «Что ж, живи опять».