Катерина Комиссарова - Марина и Анна. Лирика

Что мне жизнь у неверного пламени очага,

Если есть окрыляющий ветер – и берега?

Кто такую простит, кто останется рядом с ней,

Если в ней просыпается ласточка по весне?

Я живу высотой, я прощенья у тех прошу,

За которых молюсь, для которых сейчас – пишу.

Мне не жаль ни ночей, ни загубленной сгоряча —

Этой жизни, что я ношу на своих плечах.

СЕРДЦЕ МОЁ, ВЕЧНОСТЬ МОЮ

Через себя хоть раз попробуй переступи:

Да, виноват, ступил, не с теми не то всё пил,

Ты, моя гордость, спи, ты, моя глупость, спи.

Всех пожалеть горазд, всем пасынок городам,

Лишь одному – беда – и сердце готов отдать.

Над ним – глубока вода. Под ним – высока вода.

На перепутье рек так хочется закричать:

Где же твоя свеча? Что же ты замолчал?

Голову вон с плеча! Вызовите врача…

Господи, человек! Молчанию вопреки,

Льются мои стихи с твоей стороны реки,

Из-под твоей руки – в рюмку моей строки.

Страшно идти на дно… но много страшнее здесь

Ждать от людей чудес и верить своей звезде,

Руки туда воздев, бряцать в своей узде.

Сердце не полотно, а вечность – не нервный стих.

Косы не расплести. И беды не отвести.

Сердце моё – прости, вечность мою – прости.

СЕМЬ ТИРЕ, ОДИННАДЦАТЬ ТОЧЕК

Хочу быть мечтой, твоим золотым ребёнком,

Которого гладят, лелеют и стерегут.

Аз есмь тихий голос, в колонках и перепонках,

Невесть для кого забытый на берегу.

Хочу те бесплатные стулья в пустом Париже,

Где умерло всё, и никто никогда не указ.

Я вновь просыпаюсь бесстыдно большой и рыжей,

И вновь прорастаю, как зёрна сомнений в нас.

Хочу говорить, говорить о пустом и сущем,

Не пряча в коротких точках своё тире.

А детские пальцы всё тянутся к не живущим,

Но так и не могут нормально зажать баррэ.

А пальцы хватают воздух, как снег и гальку,

И, кажется, могут с неба – тебя – достать.

Я ловко, как фокусник, чиркаю зажигалкой

И громко считаю перед прыжком до ста,

И прыгаю! Перестук семь тире и точек —

Одиннадцать, как ты хочешь, переводи.

Мне кажется иногда, что не хватит строчек,

Что мысль оборвётся, только разбередив…

Хочу, чтобы город разбух от нелепых сплетен,

Как рыба на нересте, круглая от икры.

Я снова считаю до ста, будто плеть за плетью

За то, что поганый язык неспособен скрыть.

2014

***

этот город встречает гостей широтой парадных,

долготой пересадок в метро, где от ветки к ветке —

как воробушки. он тебе несказанно рад, но

всё равно будет долго ухлёстывать за соседкой.

этот город не взять измором, не обесточить —

он живет и гудит электричеством местных бесов.

ты бежишь – он хватает и ставит тебя на площадь,

и ты смотришь во все глаза, и тебе в них тесно.

у тебя зуб от холода не попадает нá зуб,

шаг за шагом колбасит по улице в лихорадке.

ты не можешь понять: отчего это всё и сразу?

он кричит: «всё в порядке, дурочка,

всё в порядке!»

я не знаю, как выразить собственную тревогу:

небо под ноги, выстрел в голову, сон мне – в руку.

людям плохо – они ходят в церковь молиться богу,

я иду под дождем вслед за ними проститься с другом.

я от ревности жгу мосты и срываю крыши —

это чувство ничем обыденным не измерить.

этот город от года к году мне письма пишет,

но по старой привычке всё так же в меня не верит.

2014

ПО КРАЮ

когда ты уже будешь счастлив, мой человек?

вчера же весна, а сегодня заиндевело

стекло над парадной и выпала на траве

роса, и газон показался колюче-белым.

а время идёт, но ни слухов, ни новостей.

обрывками фраз несвязанных сыт не будешь —

известно, что дом распилен на сто частей,

туда, где жила я, вселились другие люди.

пусть счастье твоё прорастает хотя бы в них.

день мается. ночью холод хватает цепко,

лекарства идут с рецептом и без рецепта,

неделя забита рефлексией, как дневник.

чего же тебе не хватает, мой человек?

чего же ты скачешь и ластишься к той и к этой?

проблема живёт тараканами в голове,

они там кишат и мешают пробиться к свету.

всего-то – живи…

ожидание портит кровь.

а дальше – страшнее, снега заметут дорогу.

ты ходишь по краю наполненной стопки к богу,

ни разу не принимая его даров.

2014

ХОЛОДНЫЙ, СЫРОЙ И СИНИЙ

Жалко людей, уходящих в сырую ночь,

Без вести пропадающих на вокзалах —

Им не помочь, ничем уже не помочь.

Тех, кто по собственной воле уходит прочь,

Не испугать ни убийцей, ни снегом талым,

Ни темнотой чернильной, ни тем, что в ней.

Дома у них собаки скребут под дверью,

Падают книги, тени дрожат на стене.

Их не находят ни утром, ни по весне,

Их забывают, в них толком никто не верит.

«Зайцем», проездом, отчаянно налегке…

Ходят составы, рельсы заносит снегом,

Лишь бы не повязаться в пути ни с кем!

Кто-то выходит в заснеженном городке,

Себе самому неведомым человеком.

Люди уходят, не в силах терпеть и ждать

Собственной смерти, смерти своей собаки,

Чьей-то любви, что обязана побеждать,

А на поверку – мучительней, чем вражда,

И от которой хочется только плакать.

Люди уходят, не чувствуя под собой

Почвы, их носит ветер февральский, жуткий.

Думают: всё же лучше в забой, в запой,

Лучше всю жизнь бессмысленно, на попутке —

Только бы не очухаться в промежутке

Между знакомой первою и второй.

Только бы видеть любимых живыми в ней,

Маму здоровой, а папу – большим и сильным,

Собственный дом – на солнечной стороне…

Вечер приходит холодным, сырым и синим,

Снежные тучи сгустились над чьим-то сыном —

Господи, пусть отыщется по весне…

2015

ПОЛНОЧНЫЙ ГОСТЬ

Прости, что осталась здесь.

Что не помню больше,

как надо бы в наш короткий никчёмный век.

Что рядом, у изголовья – не там, не в Польше,

Не полька, то бишь, по-твоему – нечеловек.

И что не в дороге, нет, не иду навстречу

Транзитным и чутким радиомаячкам.

Кладу твой смешок на полку.

По Трассе Млечной

летят корабли с мерцанием светлячка.

Их свет по земле влечётся и тонет в травах,

А всё остальное – небытие и тлен.

Ты помнишь, как мы с тобой оказались правы,

Когда сознали, что нас не поднять с колен?

Пылятся книжки – эхо Александрии,

Те самые, что изъяты из тиража.

Открой их, как ненароком, да посмотри и

Найдёшь нам десяток, больше – моих стишат.

Лежи, я сама открою.

Сквозняк.

Эй, кто здесь? Стреляю на поражение!

В сердце ёк – когда я смотрю и вижу в полночном госте

Вселенную, что глядится в дверной глазок.

2013

ХЬЮСТОН!

Хьюстон, приём! Объясните щелчки на линии!

Космос так холоден, я отморозил ноги.