Олег Паршев - Игра в блюз. Книга стихов

Зная, что скоро ветер сломает лёд.

Отдали швартовы. Барк медленно отвалил.

В трюмах – то, что во имя Духа, во имя Отца и Сына.

Косолапя, ползём, зарываясь винтами в ил,

Врастая корнями в тину.

Берег всё дальше. Курс – на задымлённый вест.

Приказ: отключить телефоны – шкипер слушает розу ветров.

Если Сцилла не выдаст, а Харибда не съест,

Доберёмся за пять вечеров.

А пока можно думать о нас, ноги укутав в сон.

Пока можно грезить о безмерности дали.

Солнце над горизонтом – как розовощёкий слон,

Которому видно: ты ждёшь меня на причале.

Ещё один день… Сколько осталось их?

Возможно, я скоро выберу час-другой, чтоб постареть.

Раньше я всё умножал на себя, теперь делю на двоих.

И вовсе не против, если так будет впредь.

Трансцендентный круг, маятник и часы…

Я оставил себе только этот нехитрый скарб.

А когда ты связала мне плед из энергии ци,

Я перестал отражаться в прошлом, словно зеркальный карп.

Мы долго спали, как чёрное дерево в ночной глубине.

Но настало время симфоний и сказок, веретена и спиц.

Хватит спать с кинжалом в зубах! Пора открыться луне,

Чтоб увидеть, как плавится лёд под крик перелётных птиц.

Когда зимой поутру

на улице мороз, а природа нехожена и свежа,

можно в оконном инее протереть дыру,

проложить от глаза в небо тоннель

и посмотреть на солнце, что похоже на морского ежа.

Улицы все в снегу.

Ты уже что-то лепишь: клёцки, кажется, или кнель.

Я гляну ещё разочек и тебе помогу.

Везде сугробы, дальше крыши и дым.

(Трубы похожи на морских актиний.)

За крышами – пруд,

за ним… ну, там много чего за ним.

Ладно… опять нарастает иней…

А к вечеру надо поставить ёлку. Пожалуй, вон в том углу.

Повесим шарики и гирлянды,

хлопушки и серпантин,

И когда начнут бить куранты,

присядем к столу.

И тогда старый год, сбрасывая свой

бытовой, роговой

хитин,

выпорхнет бабочкой, полетит сквозь тоннель —

в прозрачные небеса;

через метель,

через весну и лето…

А потом и от него останется лишь полоса.

Интересно, какого цвета?

Если ходишь во мгле, значит, луна растёт.

Свет, словно зерно, питается талой водой.

Глянь новым оттенком глаз на восходящий год:

Можешь ли ты сказать, который из дней – шестой? —

Когда наступит час открывать слова;

Когда придёт срок оснастить корабли;

Когда ты станешь настолько един, что поделишь себя на два,

И скажешь: Ева, держись, нас ждут за гранью земли!..

Добыть решение дня – всё равно что построить дом.

Для этого нужно запечь в углях луч лекарственных звёзд.

И тогда, оттолкнувшись от дна земли заржавевшим крылом,

Уйдёшь туда, где звёзды вьют свои города из гнёзд.

Что нам известно

об искусстве движения в тёмной воде?..

Только то, что будущее отвесно —

Впрочем, это везде.

Вот и рассвет нынче занят собой. Что ж, всё – как всегда.

Я набираю твой номер. Ты говоришь: «Да».

– Доброе утро, моя ненаглядная леди!

Расскажи, как спалось?..

А я вот не спал…

Репейник с головою медведя

строил гнездо

у полуночных скал.

А под утро прямо в моём декабре

наобум, на авось

он трансмутировал ре

до безупречного до;

преображал Аз и Буки

в певчие Веди…

В общем, сон прошёл через меня насквозь,

моя прекрасная леди…

Ты нажимаешь отбой.

Садишься рядом и говоришь:

– Я буду с тобой

пока, отражаясь от крыш,

солнце кипит на небесной плите,

а ночи густы…

Улыбаясь, гляжу на тебя и думаю с недоуменьем:

зачем мне тайны движенья

в застывшей воде,

если со мною ты?..

Никто не знал, чем закончится этот снег.

Сумрак рассвета метался – сер, как 7-е число огня.

Но бобры уже выходили на берег, почуяв ветер подлёдных рек.

И заклинатель солнца сказал: вот и всё… завтра ты заменишь меня…

Он сидел недвижим, ожидая письма от жены.

Его жена ушла к тем, кто забыт; кто остыл, как молчание струн.

И заклинатель за лоскутом лоскут отрывал от чувства своей вины,

Бормоча: вот и начался год непредсказуемых лун…

Чтоб занять время своей беды, он солил светом звёзд верный четырёхмерный нож,

Из опавших лучей выкраивая ремни.

А потом прохрипел: ты и она… каждый из вас друг на друга тайно похож.

Единственно жаль, что в последнее время так участились дни.

Ночь устилала небесное дно плачем перелётных химер.

Заклинатель загружал себе в голову смерть – в час по 1000 бит.

Чуть напитавшись тьмой, он шепнул: когда вы уйдёте в ирисы завтрашних эр,

Уже никто не будет забыт.

Что будет с нами, когда этот новый войдёт во вкус?..

Город толпился, пыхтел, ходил бугристыми ходунами,

вздрагивал от набегающего хлада,

и весь стар до самого зелёного млада

не знал, что делать с наступающими временами.

Мы, между тем, подливая себе напитки,

размышляли о пранаяме,

о Чаадаеве, Шнитке,

энцефалитных клещах,

в общем, о всяких интересных (и не очень) вещах,

таких, как гейзеры на Нептуне…

Но всё это было втуне,

Поскольку Future Perfect уже сидел рядом с нами —

вот, прям, за нашим столом.

– Знаете, – закурив трубку, – произнёс, наконец, он, —

тендер

на новый год опять выиграл этот старый чудак

с посохом и бородой.

Он скоро придёт, нажмёт Enter,

покачает, как всегда, головой,

скажет своё банальное: «так-так-так…»,

и мир покатится дальше за Вифлеемской звездой.

Нет, этот бренд: 20—1… если не ошибаюсь, 4 —

в нём нет ничего плохого…

Будьте любезны, плесните-ка мне ещё немного сухого…

Но если посудить шире,

то отчего бы году не быть, например, снова две тыщи девятым?

Нет, он не был, конечно, облит шоколадом…

Или вот, скажем, вторым от Рождества Христова?

Так, чтоб начать всё, как говориться, ab ovo…

Откровенно сказать, мне несколько надоел этот Perfect,

равно как и его болтовня.

Я взял сигарету, вышел во двор.

Новый год, как пока совсем неопознанный нами объект,

уже заходил на посадку. Издали он был вылитый Кохинор.

Сделав ещё пару кругов, он неуклюже сел подле меня.

Ты подошла, встала рядом.

Проследив за моим взглядом,

прошептала: «что будет с нами,

когда этот новый войдёт во вкус?..

Дай мне, пожалуйста, руку».

Мы стояли обнявшись. Округа

покрывалась слоистыми временами.

А в темноте открывался шлюз.

20—14… от Его Рождества…