Кира Чекмарева - Мой единственный век…

Нам нечего будет сказать ожидавшему нас на дороге,
Мы тихо пройдём, мы ему не посмотрим в глаза.
И наши минуты молчанья печальны и строги,
И истины наши опять в похоронные дроги
Проводит Харон, беспардонно друг с другом cвязав.

Болотистый берег. Прощанье. И лодка уходит.
Туманы над Летой – и наш близорукий прищур.
Но снова фальшивый рожок на дорогу выводит,
И снова затопчут одетого не по погоде,
И выпустят своры на след из промозглых конур.

Опять мы идём по дороге, устало сбивая
Поломанным древком росу с пожелтевших кустов.
С отчётливой скукой мы истинам новым внимаем,
Но взгляд у подручных Харона всегда узнаваем,
И царство Аида не знает обратных мостов.

Мы ненависть познали как урок
Внезапного вниманья к нашим судьбам.
Примеры предыстории не впрок,
Как видно, оказались нашим судьям.

И снова возбуждаема толпа
Забытым было криком – «Враг народа!»
Она кричит, но, в сущности, – нема,
Она буравит взглядом – и слепа,
В почёте также глухарей порода.

Со стенкой стенку сталкивать рабов —
Спокон веков забава господина.
Иметь избыток развитых мозгов
Роскошно слишком для простолюдина.

И головы летели под откос
С отнюдь не молчаливого согласья
Толпы рабов, четырежды рабов,
Которых жадно волновал вопрос,
Кого ещё им растерзать на части.

Рабы – в священном страхе и в пыли,
А кровь – уже не в силах испаряться.
О люди, люди, как же вы могли,
Трусливо, подло, – как же вы смогли
От данной вам свободы отказаться?!

Когда-нибудь родятся те,
Кому не будет страшно слово.
Его напишут и споют
Не нам и не о нас.

Когда-нибудь вернутся те,
Кому отпущено немного.
Их Млечный, невозвратный путь
Свернёт на этот раз.

Тем, кто ушёл недосказав —
Пребудет музыка нетленна.
Свиданье кончено – рассвет
Без трёх минут.

Из наших мимолётных прав
Одно лишь неприкосновенно —
О памяти не говорят,
Её поют…

Закончено. Всё просто и убого.
И десять точек – словно десять звёзд.
Два отражения – и плачет строго
Оплывший воск.

Два отражения, туман дыханья лёгок,
И в тех глазах – вопрос на мой ответ.
Во всех пучинах и у всех порогов —
Лишь лунный свет…

Лишь лунный свет… И солнцу на потребу
Не оторвусь от выцветших страниц.
Мне не поднять своей улыбки небу —
Там слишком мало незнакомых лиц.

Когда дано не будет слову
Стать оправданием всему,
Ни от кого я не приму
В алмазном инее подкову.

Ни на одном из трёх углов
В июльском пыльном переулке
Я не роняла свёрток гулкий
В хитросплетение дворов.

Не мне вернут, не мне протянут
Стальную шпагу в глушь болот,
И чёрный плащ в толпе обманет —
Не мне мелькнёт!

Не мне лететь, в крови умытой,
Над запрокинутой Москвой.
Ах, Маргарита, Маргарита,
Закат какой!

Последний день как первый – синь и пуст,
Лишь золотое небо – грань событий.
И некому сказать: «Повремените,
Не кончен спуск…»

Далёких звёзд, что нас ведут, не счесть,
Божественно немых и безучастных,
Но первый час луны кроваво-красной
У ночи есть.

Последний взгляд покинутому городу
Благословлен немыслимой луной…
И остроухий пёс поднимет морду
И уведёт хозяина в покой…

Не оставляйте непрочитанных страниц
В тех письмах, что сжигаете под вечер.
Неверье в смерть, пожалуй, много легче
Неверья в жизнь.

Бессвязный сон, бессмысленный сюжет,
Всё больше пауз, песни всё короче,
Неверье в счастье да простится проще
Неверья в свет.

В те ночи, когда жгут свои слова,
Становятся не старше, а старее.
Но до финала – глубже и сильнее —
Ещё глава.

В ней будет боль, власть темноты и страх,
Безумье сатанинского обмана
И тяжесть воскрешённого романа
В твоих руках…

А когда-то будет поздно.
А тогда – всего лишь свечка
Гасла. Боже, как серьёзно
Наступал тогдашний вечер!

И сияло счастьем лето
И казалось – бесконечным,
И творилось чудо это —
День, помноженный на вечность.

А когда иссякнет манна,
И предаст меня Иуда,
Вот тогда я встречу странный
День, помноженный на чудо.

И когда затихнут споры
О бесчестии и хлебе,
Выпью чашу, выйду в город —
И исчезну в синем небе…

Я – ослепший ребёнок
В разрушенной церкви дорожной,
Перепутанным временем
Пойманный, как янтарём.
Неопознанный мир,
Потерявшийся первый прохожий,
3аблудившийся солнечный день
Под осенним дождём.

Я стою на пороге
Последнего летнего года,
Обращаясь к зиме,
Словно к тайной служанке своей.
Завтра – снег, завтра я
Поступлю в услужение к ней
И уже никогда не узнаю,
Что значит свобода.

А пока – непреложное право
Рожденья земного —
Я с собой забираю всё небо
В вечерний полёт.
И скажите тому,
Кто за мною под вечер придёт,
Что до ночи заложник
Отпущен под честное слово.

«Я не вижу причин для отказа, —
Посланник сказал. —
Пусть себе, до захода
Осталось не так уж и много».
…До последнего летнего мига
Прозревшим глазам
Будет чудиться в звёздной пыли
Золотая дорога…

Мне будет голос дан, хоть он и не обещан.
На перекрёстках – в полночь или в полдень,
Где шум толпы и гарь, где мало песен —
Мне будет голос дан.

Мне будет голос дан, когда не будет права
На одиночество в безумии познанья,
В начале и в конце повествованья —
Мне будет голос дан.

Мне будет голос дан, когда, закрыв кредит,
И мы положим руку на гаданье.
На неосуществимом расстоянье
Свеча горит за те из наших звёзд,
Что гаснут раньше сроков в нашем небе.
Мы много плачем о насущном хлебе,
Но мало знаем о природе слёз.

Мне будет голос дан – и головокруженье
Шампанским – в гранях смысла по ночам.
Не торопись в рассвет и пробужденье,
Свеча горит – хоть на одно мгновенье —
Мне будет голос дан!