Елена Никандрова - Прилив. Стихи

И начал в строчку «итого»

вносить какие-то поправки:

– В графе «доходы» есть прирост?

И сумму точно укажите!

А я сказала:

– С гулькин нос,

да как у всех – я средний житель.

А вот расходы возросли —

налоги, пошлины и штрафы.

Год уходящий сразу сник,

считая сводные затраты:

– Я, извините, не хотел,

у нас бывают перекосы.

Тем более, что мой удел

быть не простым, а високосным.

А в личной жизни?

– Хорошо!

– И со здоровьем?

– Слава богу!

– Ну что же, я тогда пошёл —

для счастья нужно-то немного.

Ждать чуда долгих десять дней,

Гадать на картах и на звездах,

В кофейной чашечке на дне

Искать ответы на вопросы.

Ждать чуда десять вечеров,

Ночей, понятно, тоже десять.

Все ожидания в чулок

Сложить и празднично повесить

За пять минут до волшебства,

Всего за несколько мгновений,

Считая мысленно: «Раз… два…».

И на «двенадцати» – поверить…

Фонарь стеклянный из Икеи

Был принесен сто дней назад.

Он примостился в уголке и

Не попадался на глаза.

Пустой фонарь, – внутри для свечки

Имелось место у него, —

Он ждал, когда настанет вечер,

Когда наступит ночь… И вот,

Возник в квартире запах ели,

В окно ударила пурга.

Упало с чьих-то губ: «Сочельник».

Неспешно тонкая рука

Фонарь поставила к постели.

И ароматная свеча

Зажглась в его стеклянном теле,

Чтоб осветить… чтоб освещать…

Откроем «Крымское», «Ламбруско»,

Полусухое или брют.

Кружок лимона – на закуску.

Салют прощальный – декабрю.

Вино игристое игриво

Бежит из горлышка в бокал.

И красных кижучных икринок

Блестят округлые бока.

И тает долька шоколада

На языке, а не в руках.

И за окошком канонада

Не успокоится никак.

В бокалах пенится, клокочет

Вина задорная душа.

Давай остаток этой ночи

Допьём с тобой на брудершафт!

В маленьком городе сумерки-вечер,

Сумерки-утро и сумерки-день.

Всё безыскусственно: взгляды и речи,

Дым из трубы, в палисаднике ель.

В маленьком городе чистят дороги,

Топят дровами, пекут пироги.

Люди друг другу желают здоровья

И поделиться спешат дорогим.

В маленьком городе звон колокольни

Слышен повсюду, до крайних домов.

Греют коты под собой подоконник,

Лают собаки на звуки шагов.

В маленьком городе ставится тесто,

Свечи горят, накрывается стол.

В маленьком городе празднично-тесно,

Как и положено быть в Рождество.

У нее в холодильниках пачки, брикеты

Пересчитаны, втиснуты в стенки коробок.

Самый главный начальник – короткое лето.

Самый стойкий противник – сады-огороды.

Остановка поблизости делает прибыль.

Покупатели разные – взрослые, дети.

Вдруг мелькнет от усталости: «Мимо прошли бы.

Что за радость в мороженом? Дайте присесть-то!».

А на улице очередь, чуть ли не ссора.

«…Шоколадное кончилось, мелочь ищите…».

В павильончике тесном, наверно, под сорок,

Но пломбира не хочется ей, продавщице.

Гадать на пуговицах: куколка, балетница…

Искать «секретики» под камнем и кустом,

Смотреть как бабушка в углу кому-то крестится,

Ходить по лету в сарафанчике простом.

Считать, что могут всё испортить парикмахеры:

Опять под мальчика, а нужно, чтоб – коса.

Медведя плюшевого прятать в шкаф от страха и

Канючить утром: «Не пойдём сегодня в сад?».

Читать не азбуку, а столбики газетные,

И, разучившись спать в режимный тихий час,

Мечтать о том, чтоб разрешили шестилетней – мне

Пойти с косичкой и портфелем в первый класс.

В эйфории, почти что в нирване

Подбираю себе гардероб:

Юбки-блузки лежат на диване

Применительно к методу проб

И ошибок, ботинки из замши,

На платформе и без – сапоги,

Мягкий шарфик, шанелью пропахший —

Я оденусь не хуже богинь.

Вот еще – капюшон или шапка?

Рюкзачок или сумка-баул?

В куртке – простенько, в шубе мне жарко.

А на ша'рфе котенок заснул,

Перепутав, наверное, с пледом.

Есть другое кашне, но не в тон.

Это я собираюсь за хлебом.

Далеко ли? Да здесь, через дом.

Стояло пианино у окна,

Старинное, оформленное чу'дно.

И все, кто заходили в гости к нам,

К нему спешили в первые секунды.

И каждый раз, откинув чёрный клап,

Из клавиш извлекали что попроще,

А музыка родиться не могла —

Здесь требовался опытный настройщик.

Вздыхало пианино в уголке

Ослабленными струнами… Когда-то…

Когда всё это было, где и с кем —

И «форте», и «легато», и «анданте»?

Расстроено, расстроено теперь,

Забыты вечера, беседы, танцы.

Но кто-то же играл, играл и пел,

По клавишам скользили чьи-то пальцы.

Потому что мы становимся старее,

Увеличиваем мелкое – стеклом.

Потому что в этом доме батареи

Не дают необходимое тепло.

Потому что завихрений, полнолуний

Избежать, как ни стараешься, нельзя.

Потому что мы не будем как Полунин

С телефоном объясняться: «Асисяй!»

Потому что – в ту же воду… те же грабли…

Нет страховки от ошибок и обид.

Потому что, строя собственный кораблик,

Умудряемся его же и топить.

Мужское дело – быть масштабным.

Наперекор любой зиме

По перелескам, по ухабам

Ходить за тридевять земель.

И, если ставки, то большие.

Иметь убежище, коня.

И территорию расширить,

И от набегов охранять.

А дело женщины – незримо

В его присутствовать делах.

Быть кроткой, но неуязвимой.

Кормить и ложе застилать.

И дело женщины – пытаться

Стоять подальше от руля.

Самой природой: взглядом, танцем,

Да чем угодно – вдохновлять.

Двенадцать месяцев не цвёл

Гибискус (или просто ро'зан).

Был реже весел, чаще квёл,

Во всём искал себе угрозу:

В палящем солнце за стеклом,

В холодном воздухе из щели…

«Он любит влагу и тепло

И не выносит помещений

Неосвещённых, сквозняков,

Неравномерного полива».

Тогда сказала я: «Легко!»,

А продавец: «Хороший выбор!»…

Но тот не цвёл, а зеленел.

Он становился изумрудным.

И ветки всё длинней, длинней.

И разрастались листья крупно.

Я так ждала пусть одного,

Пусть небольшого, но бутона.

Цветок стоял, смотрел во двор

И оставался однотонным…

И вдруг! Пришёл февральский день,

Прихорошившись как на кастинг,

И высветил среди ветвей

Махровый, алый, языкастый —