Леонид Вариченко - Постижение. В Гомеры – поздно, а в Орфеи – рано

И у подножья камень вновь,

В начале всех потуг.

Сомненья трепет, что свеча:

«Не зря ль в правах кичусь,

Вину переложить с плеча

На высшее из чувств?»

Ведь только камень докатив

И закрепив на пик,

Воспрянет жертвою Сизиф —

И не виновен вмиг.

Рушитель клятв, повадный зверь,

Чума его дери,

С любовью носится своей

По склону до зари.

Но не доводит до конца

Раскаянья, кретин!

Огромный камень он в сердцах

На сердце накатил.

Сперва по склону неспеша,

Потом с натугой, в крик,

Опять с надеждой, чуть дыша,

Как в близкий прошлый миг.

И вот бы миру возвестить:

«Любил! Люблю! Любить…»

Нет! Позволяет отпустить,

И – вниз, воды испить.

И нынче катит каждый день

Сизиф любовь свою.

За ним сомненья, словно тень,

Подобно воронью.

Что преступленье – только след!

След порождает новь.

Страшней – не дотащить на свет

И обмануть любовь.

12.07.93. г. Вена

УРОКИ МАСТЕРА (триптих)

ЖИВАЯ ПАРТИЯ

…И цвета желчи меланхолия,

И что-то шутится всерьёз.

Рассвет – что сумерки, не более.

Шесть дней до бала – время воз…

– Мессир, фигуры просят партии.

Доска нова и пунш горюч.

– Ты потакаешь этой братии.

Ну, да уж ладно, не мяучь.

– Ваш ход! Я подыграю черными.

Но только, чур, без волшебства!

– Давно ли вышел ты в ученые,

Что вольно путаешь цвета?

– Е2 – Е2, извольте пешечку.

Скромнее хода нет, Мессир.

– Я б верил, Бегемот, не мешкая,

Когда б она не шла в ферзи.

– О, Вы чертовски проницательны!

Эндшпиль в дебюте, что туман.

– Тут конь стоял, не знаю, кстати ли.

Пожалуй, выверни карман.

– Они же, как живые, мечутся!

Я виноват, не углядел.

– Лукавство, котик, ведь не лечится.

Живыми ж сам играть хотел.

– Слон пал! Ладьёй его мы. Вот она.

Горизонтальная борьба.

– Что ж, кроме партии в угоду нам,

У них у всех своя судьба.

– Вы снова правы. Я устал кивать.

Но пешек, пешек – словно кур!

– Не надо клетки перескакивать.

Не требуй прыти от фигур.

– Какую ж пешку в дамы вывести?

Простите, рыба не грозит?

– Ты игры путаешь порывисто.

Смешеньем правил просквозит!

– Волнуюсь, миттельшпиль, вы в выигрыше.

Они послушнее у Вас.

– Цвет, милый, сам ты выбрал, видишь ли.

Твой конь с ферзём танцует вальс.

– Атака после рокировочки!

Диагональная игра!

– Полегче дёргай за верёвочки.

Ну, вот и шах, дружок, пора.

– Я против! Вы опять колдуете!

Ваш ферзь с клыками и космат!

– Вы все – коты, и в ус не дуете,

Когда в цейтноте близок мат.

– Всё, я сдаюсь! Фигуры куплены!

Профессор, стыдно! Не прощу!

– Кон снят! Шампанское откупорим!

Я эту пешку угощу…

…На белых клетках радости дождём,

Печаль по чёрным и тоска…

– Задумались, Мессир? Мы тоста ждём.

– Ночь бала, Бегемот, близка!

ГОРИ ОНО ОГНЁМ!

В бесконечной с виду сказке

Дело близилось к развязке.

Нервничал без меры кот,

Воланд знал всё наперёд.

Переколота посуда,

И встревожены повсюду

Стаи Гелл и Маргарит.

Пусть оно огнём горит,

Это призрачное место!

Люди здесь подобны тесту —

Что за музыка в игру,

Те и лица ко двору.

Что теперь мессиру мнится?

Им везде – не заграница.

Бегемот скривил усы —

Чувства вроссыпь на весы.

Беззапорные ворота.

Омутом круговороты.

Звуки – жала! Взгляд – разряд!

Эдак – десять раз подряд.

Растасовка плоскогорья —

Не прогулки к Лукоморью.

Шахмат партия живых —

Ран не пара ножевых.

Куры – блеют, волки – лают.

Пусть она огнём пылает!

Сказка-плакса, славный спич.

Кот – не фраер, Бес – не бич.

Взгляды с птичьего полёта

Так любезны Бегемоту.

Завернув плащём коней,

Воланд правит вальс теней.

Те, кто поднят из низины —

Кто в Лауры, кто в Розины.

Кто ж не удержал крыла —

Знать, задумчива была.

Шпаги тучи прокололи.

Сто стихий играют вволю.

Молний стрелы от хвоста,

И кривой ухмыл в устах.

ПОКЕР НА ФЕРЗЯХ

Вновь занавешено окно.

Притушен свет, как солнце в тине.

И на зелёное сукно

Четыре кости в ряд скатились.

Снеся пакет валюты в банк,

Собою был доволен котик.

Сегодня он пошёл ва-банк.

«Каре» ферзей. Ферзи не против.

Изрядно опостылел «стрит»,

И дремлют шахматы на полке.

Не то, чтобы игрой горит,

Но тягу ощущает в холке.

В усы мяукнув «не блефуй»,

В попытке первой размышляет.

«Каре», конечно же, не «фулл»,

Но радость тоже не большая.

Сегодня не запишешь в шанс.

Одну попытку сам себе дал.

От напряженья треск в ушах,

Как будто месяц не обедал.

Повеса вновь – не Бегемот —

Проснулся в Воланда творенье.

«Каре» ферзей с улыбкой ждёт

Последней кости появленье.

В ней может жить ненужный туз,

Девятка заиканьем в строки.

Что ж тянет он, стряхнув картуз?

Колдует котик только «покер».

Луч осветил болота дно.

Ещё мгновенье! Бросил левой

Всё ожиданье на сукно…

Ферзи – не дамы – Королевы.

21.07.93. г. Вена

РЕКВИЕМ

Возможно, это воздух Вены

И гениальных прахов дым

Быть учит только откровенным

И бесконечно молодым.

И даже Рок, всегда звучащий

По нотам мастера-творца,

Надуманный, ненастоящий,

Но очищает нам сердца.

Нам музыка при света лаве

В груди не остужает пыл,

Кого бы «Реквием» ни славил

И «Реквиемом» бы ни бил.

Она, как дева, вопрошает,

Какой для нас ей нынче быть.

Любить без спроса разрешает

И заставляет не таить.

Терпя сеансы медитаций,

Как прежде, стыдно мне зевать.

Кулисы сдержанных оваций

Готов пристанищем назвать.

Я с позволения Моцарта

Очищен музыкой в Судьбе,

Хоть врата неземного царства

Не так я представлял себе.

Теперь всё будет по-другому!

Приснится мне в родной глуши:

Любовь, её сомнений гомон

И беспокойствие души.

Спасибо Вольфганга творенью,

Извлекшему из пустоты

Меня. Покорны заверенья,

И вечны Музыки Цветы.

22.07.93. г. Вена

ВЫХОД ШУТА

Маска к лицу приросла со слезою большою.

Горб тяжелеет, подняться в свой рост не веля.

Смейся, паяц, над своею разбитой душою.

Втаптывай глубже осколки, на раны плюя.

Этот ли выход ты ждал, долго скалясь на сцену?

Свет, антураж, полон зал, звуки тактов своих.

В тонком водящем луче, как на мушке прицела.

Этак ли выйти мечтал ты – комичен и тих?

Загнуты кверху ботинок носы неудобно.

Звон бубенцов веселящий – серпом по ушам.

В зеркале сам испугался улыбочки сдобной,

Мимо на сцену идя и неровно дыша.

В кудрях свисает парик разморённой лапшою.

Горб одиночества тяжек, как мокрый песок.

Смейся, паяц, над своею разбитой душою,