Фридрих Антонов - Александр Македонский. Становление

Стройна, красива, как богиня,
Но гневом огненным полна,
Она всё это по наследству,
По крови, сыну отдала.

Как часто он, той самой крови
Боялся более всего.
Старался подавить борьбою,
Плоды наследства своего.
И вспышки ярости гасил,
Когда на то хватало сил.

Её надеждою был – сын.
Она без памяти любила.
И не скрывала никогда
Властолюбивые мотивы.

Владела её страсть одна,
Чтоб сына увидать на троне,
И вместе с ним повелевать,
И царствовать! Хоть не в короне.

И распускала слух сама,
Примерно, вот такого типа:
Что Александр – был Зевсов сын,
Что вовсе он не сын Филиппа.

То в храме, да при ясном дне, —
«Тень Зевсова её накроет».
А то на ложе, при луне,
Огромный Змей её покроет.
Филипп боялся этих змей
И перестал ложиться с ней.

И как считалось по легенде,
От брака с Зевсом был рождён,
По высшей и небесной воле,
Её любимый Александр,
Для необычной царской доли.

Олимпиада своенравно
Хотела править. Но оно,
Её правление сорвалось,
Когда со временем пришло.

Она до «властушки» дорвалась,
Когда правление пришло,
Кровопролитие настало
И всё как в страшном сне пошло:

Она убила Клеопатру,
А с ней невинное дитя —
Филиппа семя задушила
И расходилась не шутя.

Когда проведал Александр,
Про это материно дело,
Он отстранил её умело,
Дал ей в тиши спокойно жить,
Но в государстве бередить,
В своё правленье, не позволил.

Но эта песня не о том,
Всё это сбудется потом.

Ему захотелось на свежий простор,
Он встал и тихонько вышел.
Сидеть с умным видом, о чём-то судить,
Не понимая смысла —
Нет, это сборище не для него!
Пусть Александр там «воюет».
А он, Птолемей, лучше к морю пойдет,
Где ветер на воле бушует.

И вот он за городом, на берегу,
Тут ветер гуляет игриво.
На камне у берега дева сидит —
Стройна, грациозна, красива.

Задумчиво, грустно на море глядит.
Мечты её где-то далёко,
А волны рядами на берег идут,
Как мысли души одинокой.

И он подошёл, улыбнувшись сказал:
«Откуда ты здесь, нереида?»
Она повернулась и он обомлел,
Пред взором предстала гетера Таида,
Гламурная слава и гордость тех дней,
Слегка источавшая диво-флюиды.
А он, как и все, очарован был ей.
И вот неожиданно встретился с ней.

Почетная гостья того же собрания.
И тоже оттуда, со скуки ушла,
Ей, как и ему, захотелось на волю
И тоже на берег залива пришла.

Он даже пытался ей знаки внимания
Оказывать там, на учёном собрании,
Но тщетными были старанья его,
Не вышло с затеею той ничего.

А тут посмотрела она и сказала:
«Ты тоже оттуда, я знаю тебя!
Ты был на собрании средь приглашённых.
Ты раб македонского царя.»

Я вовсе не раб! Я товарищ его!
Да знаешь ли ты… Начал он, но осёкся.
И вовремя всё-таки сам остерёгся,
В душе погасив загудевший набат,
Что он Александру, хоть сводный, но брат.

Подробности детства и тайну родства,
Мать Арсиноя ему рассказала,
Но страшную клятву при этом взяла,
Чтоб тайна та явью когда-то не стала.

Ты видно обиделся. Я не со зла.
Я о тебе ничего ведь не знала.
Друг – значит друг.
Я оттуда сбежала.
И видишь, за город, на море пришла.

Ты в море глядела, с глубокой тоской…

Это тоска – без конца и начала!
Пришла искупаться, да что-то нашло,
И душу мою вдруг печаль обуяла.
А бурное море я с детства люблю.
В волнах я мечтаю и даже пою.
Там тело под ритмами волн отдыхает
И думы тревожные прочь улетают.

Ведь я по рожденью всё же – критянка.
Но это давно… Я теперь – афинянка!
И жизнь изменилась: веселье, комфорт…
Но часто мне снится обшарпанный порт,
А возле него, как из детства подруга,
Под солнцем горячим простая лачуга.

И вот загрустила, подумав что Крит,
Вон там, среди моря, так близко лежит.
Ведь это – родина моя…

Понятна мне печаль твоя!
Ну, а моя земля вон там,
(Махнул рукой в противоположном
направлении.)
Где Македония. И нам
Привычней бегать по горам,
Чем плавать в море по волнам.

Так ты вообще не любишь море?
И что? Не нравится совсем?
Но даже дикий Полифем 17 17 Одноглазый циклоп.
И тот любил купаться в море.

И я – люблю! Но с ветром спорить…
Не хочется… Да и штормит…

А ты послушай, как шумит…
Как увлекает в эту даль…
Там прочь уходит вся печаль,
Там только воля!
Ты плыви…
И наслаждение лови!

С тобой, пожалуй, хоть куда!
(И сам при этом удивился…)
Что неожиданно решился!
А дальше – стыдно отступать.
Решился? Нужно подтверждать!

В башке засел любовный хмель,
Он словно ошалевший шмель,
На запахи цветущих трав
Взлетел, Таидой опьянён,
Хитон свой сбросил – Аполлон
Мог позавидовать фигуре.

И полон молодецкой дури,
Не ведая удар волны,
Не чуя козней сатаны,
Побрёл на волны, словно вол.
Но встречный вал – обратно смёл!

Таида в хохот, платье прочь,
С разбега быстро – под волну,
Всё тело вытянув в струну.
И пронырнув пошла вперёд,
Используя на гребнях взлёт.

То вниз провал, то снова вверх…
И звонкий серебристый смех
Затронул гордость Птолемея.
И он от этого храбрея,
Мгновенно всё сообразил,
С разбега новый вал пронзил
И за Таидой устремился.
Желая храбрость показать,
Решил красавицу догнать.

Держись, мол, дерзкая девчонка!
Но состязание вдогонку —
Ему очков не принесло,
А в море сильно отнесло!

Когда он понял, что далече
Уже от берега заплыл,
То пыл тихонечко остыл
И он стал думать, как ему
На берег выйти самому.