Вера Кушнир - Стихотворения в двух томах. Том второй

На белом листе синеватые строчки,
Как жилки на белой руке,
Как тонкие в детском ботинке шнурочки,
Как нити в скрипичном смычке.

Но жилки под белою кожей ручною
Тепло разливают и жизнь.
Шнурочки в ботиночках детской порою
Дразнили: свяжи, развяжи!

И нити смычка, пробегая по струнам,
Мелодии дивные ткут,
И вяжут, и тянут, и режут, и руны
На сердца скрижали кладут.

Ведь есть у всего на земле назначенье –
На строчках листа голубых
Ложится, рожденный небес вдохновеньем,
Ритмичный, осмысленный стих.

Я гляжу на ладони мои –
Вижу сеточку линий на них,
Переплытых озер колыханье…
Вижу гор превзойденных гряды,
Вижу стежек-дорожек ряды,
Отдаленных зарниц полыханье.

На ладонях усталых моих
Отразился мой трепетный стих
И оставил свой пульс и дыханье,
И когда ты мне руку пожмешь,
Ты взволнованный стих мой поймешь,
Ощутишь его смех и рыданье.

На ладонях моих пролегли
Строк нестройных зигзаги, узлы
Слов рожденных в слезах и страданье.
Здесь остались изгибы траншей
От пера и от карандашей,
От упорного рифм созиданья.

Если добрые руки твои
Заключу я в ладони мои,
На которых вся жизнь отразилась.
Ты, наверно, поймешь почему
Вдруг по сердцу всему твоему
От ладоней усталых моих,
И от линий глубоких на них
Теплота разлилась, заискрилась!

Можно писать бездумно,
Просто – слова под ноты.
Мне ж говорят: «Пишешь умно,
Слишком серьезно что-то»…

Не знаю, как и ответить, –
Обидой или улыбкой?
Хотите стихов, чтоб петь их
С певучестью плавно-гибкой?

Чтоб не о чем было думать,
И петь, как поется птицам,
Чтоб если на слово дунуть,
Оно, как прах, разлетится?

Сказал Грибоедов как-то
(И я ли начну с ним спорить?
В нем ли искать недостатков?),
Что от ума лишь горе.

Прав он, ох, как же прав он!
Меньше бы знать и ведать!
Пользоваться бы правом,
Что сохранено невеждам.

С тех же, кто много знает,
Знание взяв у Бога,
В час, что невежд не пугает,
Спросится ОЧЕНЬ МНОГО!

Где песенные взять слова,
Слова стозвучные,
Чтобы стихи из них слагать
Тебе певучие?

И сердца радость передать
Творцу спасения,
Кто жизнь дарил и благодать,
И вдохновение!

Кто много лет меня хранил
В Своем служении,
Елей на раны мои лил,
Смирял брожение.

Несчетно в горе утешал,
Прощал бесчисленно…
Не обижал, не унижал
Ни вслух, ни мысленно!

А я то ровненько иду,
То спотыкаюся,
Скольжу порою, как на льду,
Вновь выпрямляюся.

Но как бы ни было со мной,
В одном уверена:
Своею оградит стеной
Мой Друг проверенный!

Благодарю, Господь, Тебя
За дар служения.
Ты сохрани его, любя,
Средь разложения.

Пусть будут пажити мои
Богаты злаками,
Чтоб души в небеса вошли
Живыми знаками.

Благослови усилье рук,
Их напряжение…
Во имя ран Твоих и мук,
ПРОДЛИ служение!

Я забыла, когда я бывала одна,
Я забыла, что значит вокруг тишина,
Что никто не нарушит желанье писать,
Ни желание просто сидеть и мечтать,
Ни желанье молиться, хотя бы и вслух,
Не нарушит никто – ни противник, ни друг.

От давленья и шума устала душа,
Мозг устал оттого, что работал спеша.
Каждый мускул устал, каждый нерв и сустав, –
Все об отдыхе просит смертельно устав.
Как Ты милостив, добрый, понятливый Бог!
Только Ты на ходу придержать меня мог
И заставить склониться в тени на привал,

Зная – загнанный зверь все бы мчался и мчал…
И расходуя сил не бездонный запас,
Подкосился б и пал в преждевременный час.
Ты помог мне замедлить убийственный ход,
Сам повел за Собою спокойно вперед.
Умудри, укрепи и пополни урон.
За покой же прими самый низкий поклон.

Их прошло пятьдесят… Я не все их запомнила.
Я запомнила часть. Остальное забылося…
Я запомнила то, что полезным заполнила.
Остальное туманом забвенья покрылося.

Я запомнила случай… Тот год был особенным.
Я девчонкой была восемнадцатилетнею.
Дождь осенний лупил по дорожным колдобинам
И по спинам у пленных хлестал, словно плетью.

Мне позволила жизнь улыбнуться тем пленникам,
Помахать им рукой, показать сострадание…
На них было клеймо: «Вы враги и изменники».
К ним улыбка моя не пришла с опозданием.

В каждом взоре печаль и тоска беспросветная.
Юность лиц не видна под щетиной небритою.
Но улыбка девчонки улыбку ответную
Все же вызвала в них… никогда не забытую.

Это мелочь, пустяк, но такими моментами
Наши лучшие годы земные отмечены.
Они высятся в сердце людей монументами,
Только их мы считаем святыми и вечными.

Все они в нашу память легли и осталися –
Кто-то хлеба просил, кто-то слов утешения,
С кем-то мы навсегда на земле распрощалися
И в слезах перед кем-то просили прощения.

Я запомнила год… В безысходном страдании
Мне явился Спаситель Звездой Путеводною,
Подарил мне спасение чрез покаяние,
И бесплодную жизнь превратил в плодородную.

Я запомнила годы, что были полезными,
Что в служении ближнему были проведены –
Благодарные взгляды и руки любезные
Тех, кто были в болезни и горе проведаны.

Я запомнила годы великих возможностей,
Годы юности трудной и годы супружества,
Материнства блаженство и горестей множество,
Сладость близости кровной и близости дружеской.

Их прошло пятьдесят… Я не все их запомнила.
Я запомнила часть. Остальное забылося…
Слава Богу за часть, что полезным заполнила!
Слава Богу за жизнь, что в Христе мне открылася!

За каждым поворотом что-то новое…
За дверью тайны новые видения.
Гляжу вперед восторженно, взволнованно.
Труда названье переименовано,
Но не переменилось направление.

Все та же устремеленность назначения,
Все то же чувство срочной неотложности,
Все та же острота, как ощущения,
Так и единой цели посвящения,
Все те же безграничные возможности.