Константин Бальмонт - Горящие здание. Лирика современной души

Тонкие черты,

То мои несмелые,

То воздушно-белые,

Сладко онемелые,

Легкие цветы.

Чувственно — неясные,

Девственно — прекрасные,

В страстности бесстрастные,

Тайны и слова;—

Шорох приближения,

Радость отражения,

Нежный грех внушения,

Дышащий едва;—

Зыбкие и странные,

Вкрадчиво-туманные,

В смелости нежданные,

Проблески огня,—

То мечты, что встретятся

С теми, кем отметятся,

И опять засветятся

Эхом для меня!

Слова любви, несказанные мною,

В моей душе горят и жгут меня.

О, если б ты была речной волною,

О, если б я был первой вспышкой дня!

Чтоб я, скользнув чуть видимым сияньем,

В тебя проник дробящейся мечтой,—

Чтоб ты, моим блеснув очарованьем,

Жила своей подвижной красотой!

Можно вздрогнуть от звука шагов,

Не из чувства обмана,

А из жажды остаться вдвоем в нетревожимом

счастии снов,

Под владычеством чары, воздушной, как грань

облаков,

Можно горько бояться, что светлые хлопья тумана

Разойдутся—не слившись, умрут,— слишком рано.

О, в душе у меня столько слов для тебя

и любви,

Только душу мою ты своею душой позови.

Я как сон пред тобой, я как сон голубой,

Задремавший на синем цветке.

Я как шорох весны, я как вздох тишины,

Как тростник наклоненный к реке.

Я как легкий ковыль, как цветочная пыль,

Каждый миг и дышу, и дрожу.

Я как летняя мгла, что светла и тепла,

И тебе все без слов я скажу.

Я хотел бы тебя заласкать вдохновением,

Чтоб мои над тобой трепетали мечты,

Как струится ручей мелодическим пением

Заласкать наклонившихся лилий цветы,

Чтобы с каждым нахлынувшим новым

мгновением

Ты шептала: «Опять! Это — ты! Это — ты!»

О, я буду воздушным и нежно внимательным,

Буду вкрадчивым,— только не бойся меня,

И к непознанным снам, так желанно-желательным,

Мы уйдем чрез слияние ночи и дня,

Чтоб угаданный свет был как будто гадательным,

Чтоб мы оба зажглись от того же огня.

Я тебя обожгу поцелуем томительным,

Несказанным — одним — поцелуем мечты,

И блаженство твое будет сладко медлительным,

Между ночью и днем, у заветной черты,

Чтоб, закрывши глаза, ты в восторге мучительном

Прошептала: «Опять! Ах опять! Это — ты!»

Я шел по выжженному краю

Каких-то сказочных дорог.

Я что-то думал, что, не знаю,

Но что не думать — я не мог.

И полумертвые руины

Полузабытых городов

Безмолвны были, как картины,

Как голос памятных годов.

Я вспоминал, я уклонялся,

Я изменялся каждый миг,

Но ближе-ближе наклонялся

Ко мне мой собственный двойник.

И утомительно мелькали

С полуослепшей высоты,

Из тьмы руин, из яркой дали,

Неговорящие цветы.

Но на крутом внезапном склоне,

Среди камней, я понял вновь,

Что дышит жизнь в немом затоне,

Что есть бессмертная любовь.

Счастье души утомленной —

Только в одном:

Быть как цветок полусонный

В блеске и шуме дневном,

Внутренним светом светиться,

Все позабыть, и забыться,

Тихо, но жадно упиться

Тающим сном.

Счастье ночной белладонны —

Лаской убить.

Взоры ее полусонны,

Любо ей день позабыть,

Светом Луны расцвечаться,

Сердцем с Луною встречаться,

Тихо под ветром качаться,

В смерти любить.

Друг мой, мы оба устали.

Радость моя!

Радости нет без печали,

Между цветами — змея.

Кто же с душой утомленной,

Вспыхнет мечтой полусонной

Кто расцветет белладонной,—

Ты или я?

Я буду ждать тебя мучительно,

Я буду ждать тебя года,

Ты манишь сладко-исключительно,

Ты обещаешь навсегда.

Ты вся — безмолвие несчастия,

Случайный свет во мгле земной,

Неизъясненность сладострастия,

Еще не познанного мной.

Своей усмешкой вечно-кроткою,

Лицом всегда склоненным ниц,

Своей неровною походкою

Крылатых, но не ходких птиц,

Ты будишь чувства тайно-спящие, -

И знаю, не затмит слеза

Твои куда-то прочь глядящие,

Твои неверные глаза.

Не знаю, хочешь ли ты радости,

Уста к устам, прильнуть ко мне,

Но я не знаю высшей сладости,

Как быть с тобой наедине.

Не знаю, смерть ли ты нежданная,

Иль нерожденная звезда,

Но буду ждать тебя, желанная,

Я буду ждать тебя всегда.

Твой смех прозвучал, серебристый,

Нежней, чем серебряный звон,—

Нежнее, чем ландыш душистый,

Когда он в другого влюблен.

Нежней, чем признанье во взгляде,

Где счастье желанья зажглось,—

Нежнее, чем светлые пряди

Внезапно упавших волос.

Нежнее, чем блеск водоема,

Где слитное пение струй,—

Чем песня, что с детства знакома,

Чем первой любви поцелуй.

Нежнее того, что желанно

Огнем волшебства своего,—

Нежнее, чем Польская панна,

И, значит, нежнее всего.

Набегает, уходит, и снова, светясь, возвращается,

Улыбается, манит, и плачет с притворной борьбой,

И украдкой следит, и обманно с тобою прощается,—

И мелькает, как кружево, пена во мгле голубой.

О, волна, подожди! Я уйду за тобой!

О, волна, подожди! Но отхлынул прибой.

Серебристые нити от новой Луны засвечаются,

Все вольней и воздушней уплывшему в даль

кораблю.

И лучистые волны встречаются, тихо качаются,

Вырастает незримое рабство, я счастлив, я сплю.

И смеется волна: «Я тебя утоплю!

Утоплю, потому что безмерно люблю!»

Вы умрете, стебли трав,

Вы вершинами встречались,

В легком ветре вы качались,

Но, блаженства не видав,

Вы умрете, стебли трав.

В роще шелест, шорох, свист

Тихий, ровный, заглушенный,

Отдаленно-приближенный.

Умирает каждый лист,

В роще шелест, шорох, свист.

Сонно падают листы,

Смутно шепчутся вершины,

И березы, и осины.

С измененной высоты

Сонно падают листы.

Отцвели — о, давно!— отцвели орхидеи, мимозы,

Сновиденья нагретых и душных и влажных теплиц.

И в пространстве, застывшем, как мертвенный цвет

туберозы,

Чуть скользят очертанья поблекших разлюбленных лиц.

И бледнеют, и тонут в душе, где развалины дремлют,

В этой бездне, где много, где все пробегает на миг,

В переходах, где звукам их отзвуки, вторя,

не внемлют,

Где один для меня сохранился немеркнущий лик.

Этот образ—в созвучии странном с душою моею,

В этом лике мы оба с тобою узнаем себя,

О, мечта, чьей улыбки ни ждать, ни желать я не смею,

Но кого я люблю, но кого вспоминаю, любя.

Я люблю с безупречною нежностью духа и брата,