Константин Бальмонт - Горящие здание. Лирика современной души

Выше, выше, все за мной,

Насладитесь вышиной,

Попадитесь в сеть мою,

Я пою, пою, пою.

Моя душа оазис голубой,

Средь бледных душ других людей, бессильных.

Роскошный сон ниспослан мне судьбой,

Среди пустынь, томительных и пыльных.

Везде пески. Свистя, бежит самум.

Лазурь небес укрылася в туманы.

Но слышу я желанный звон и шум,

Ко мне сквозь мглу подходят караваны.

Веселые, раскинулись на миг,

Пришли, ушли, до нового свиданья,

В своей душе лелеют мой двойник,

Моей мечты воздушной очертанья.

И вновь один, я вновь живу собой,

Мне снится радость вечно молодая.

Моя душа оазис голубой,

Мои мечты цветут, не отцветая.

Я слушал Море много лет,

Свой дух ему предав.

В моих глазах мерцает свет

Морских подводных трав.

Я отдал Морю сонмы дней,

Я отдал их сполна.

И с каждой песней все слышней

В моих словах — волна.

Волна стозвучная того,

Чем полон Оксан,

Где все — и юно, и мертво,

Все правда и обман.

И я, как дух волны морской,

Среди людей брожу;

Своей певучею тоской

Я всех заворожу.

Огнем зелено-серых глаз

Мне чаровать дано.

И много душ в заветный час

Я увлеку на дно.

И в этой мгле морского дна,

Нежней, чем воды рек,

Им будет сниться вышина,

Погибшая навек.

Над невестой молодою

Я держал венец.

Любовался, как мечтою,

Этой нежной красотою,

Этой легкою фатою,

Этим светлым «Наконец!»

Наконец она сумела

Вызвать лучший сон.

Все смеялось в ней и пело,

А с церковного придела,

С высоты на нас глядела

Красота немых окон.

Мы вошли в лучах привета

Гаснущей зари.

В миг желанного обета,

Нас ласкали волны света,

Как безгласный звук завета:—

«Я горю, и ты гори!»

И в руке у новобрачной

Теплилась свеча.

Но за ней, мечтою мрачной,

Неуместной, неудачной,

Над фатой ее прозрачной,

Я склонялся, у плеча.

Вкруг святого аналоя

Трижды путь пройден.

Нет, не будет вам покоя,

Будут дни дождей и зноя,

Я пою, за вами стоя:—

«Дух кружиться присужден!»

Да, я знаю сладость, алость,

Нежность влажных губ.

Но еще верней усталость,

Ожиданье, запоздалость,

Вместо страсти—только жалость,

Вместо ласки — с трупом труп.

Вот, свершен обряд венчальный,

И закат погас.

Точно хаос изначальный,

В церкви сон и мрак печальный,

Ты вошла с зарей прощальной,

Ты выходишь в темный час.

Я делаюсь мгновеньями во власти всех вещей,

И с каждым я, пред каждым я, и царственно

ничей.

Восторг придет, и пьяный я Придет тяжелый

труд.

Смотрите все бежали прочь Взгляни я, верный, тут.

Заблудшую собаку я увижу пред собой,

Со зверем зверь, люблю ее. Но, сердце, дальше!

Пой!

О, пой о всех, кто чувствовал бездонную тоску,

И вдруг вернись к бесстрастию, как светлый дождь

в реку.

В великое Безликое уйди как бы навек,

Хотя без нас там каждый час так много-много

рек.

И, вечно твой, всегда с тобой, не изменю судьбе

Но в страшный миг, о, милый друг, я не приду

к тебе.

Затянут мглой свинцовый небосвод,

Угрюмы волны призрачной Бретани

Семь островов Ар-Гентилес-Руссот,

Как звери, притаилися в тумане.

Они как бы подвижны в Океане,

По прихоти всегда неверных вод.

И, полный изумленья, в виде дани,

На них свой свет неясный Месяц льет.

Как сонмы лиц, глядят толпы утесов,

Седых, застывших в горечи тоски.

Бесплодны бесконечные пески.

Их было много, сумрачных матросов.

Они идут Гляди! В тиши ночной

Идут туманы бледной пеленой.

Лишь только там, на западе, в тумане,

Утонет свет поблекнувшего дня,

Мои мечты, как мертвые в Бретани,

Неумолимо бродят вкруг меня.

Надежды, осужденные заране,

Признания, умершие — стеня,

Утопленники в темном Океане,

Погибшие навек из-за меня.

Они хотят, в забвение обиды,

Молитв заупокойной панихиды.

Моих молитв, о, Боже, не отринь!—

Ушли. Любовь! Лишь ты уйти не хочешь!

Ты медлишь? Угрожаешь мне? Пророчишь?

Будь проклята! Будь проклята! Аминь!

Есть мною струй в подлунном этом мире,

Ключи поют в пещерах, где темно,

Звеня, как дух, на семиструнной лире,

О том, что духам пенье суждено.

Нам в звонах наслаждение одно,

Мы духи струн мирских на шумном пире.

Но вам, врагам, понять нас не дано,

Для рек в разливе надо русла шире.

Жрецы элементарных теорем,

Проповедей вы ждете от поэта?

Я проповедь скажу на благо света,—

Не скукой слов, давно известных всем,

А звучной полногласностью сонета,

Не найденной пока еще никем!

Люблю тебя, законченность сонета,

С надменною твоею красотой,

Как правильную четкость силуэта

Красавицы изысканно-простой,

Чей стан воздушный, с грудью молодой,

Хранит сиянье матового света,

В волне волос недвижно-золотой,

Чьей пышностью она полуодета.

Да, истинный сонет таков, как ты,

Пластическая радость красоты,—

Но иногда он мстит своим напевом.

И не однажды в сердце поражал

Сонет несущий смерть, горящий гневом,

Холодный, острый, меткий, как кинжал.

Я не из тех, чье имя легион,

Я не из царства духов безымянных.

Пройдя пути среди равнин туманных,

Я увидал безбрежный небосклон.

В моих зрачках — лишь мне понятный сон,

В них мир видений зыбких и обманных,

Таких же без конца непостоянных,

Как дымка, что скрывает горный склон.

Ты думаешь, что в тающих покровах

Застыл едва один-другой утес?

Гляди: покров раскрыт дыханьем гроз.

И в цепи гор, для глаза вечно-новых,

Как глетчер, я снега туда вознес,

Откуда виден мир в своих основах!

Я знаю ненависть, и, может быть, сильней,

Чем может знать ее твоя душа больная,

Несправедливая, и полная огней

Тобою брошенного рая.

Я знаю ненависть к звериному, к страстям

Слепой замкнутости, к судьбе неправосудной,

И к этим тлеющим кладбищенским костям,

Нам данным в нашей жизни скудной.

Но, мучимый как ты, терзаемый года,

Я связан был с тобой безмолвным договором,

И вижу, ты забыл, что брат твой был всегда

Скорей разбойником, чем вором.

С врагами—дерзкий враг, с тобой — я вечно твой,

Я узнаю друзей в одежде запыленной.

А ты, как леопард, укушенный змеей,

Своих терзаешь, исступленный!

В башне с окнами цветными

Я замкнулся навсегда,

Дни бегут, и в светлом дыме