Константин Бальмонт - Литургия красоты. Стихийные гимны

Мысль он пугает, хоть манит он взгляд,

Этот ликующий цвет,

Смотришь — растенье, а может быть — нет,

Алою кровью напившийся гад?

И много, и много отвратностей разных,

Красивых цветов, и цветов безобразных,

Нахлынули, тянутся, в мыслях — прибой,

Рожденный самою Судьбой.

Болиголов, наркоз, с противным духом,—

Воронковидный венчик белены,

Затерто-желтый, с сетью синих жилок,—

С оттенком Буро-красным заразиха,

С покатой шлемовидною губой,—

Подобный пауку, офрис, с губою

Широкой, желто-бурою, и красной,—

Колючее создание, татарник,

Как бы в броне крылоподобных листьев,

Зубчатых, паутинисто-шерстистых,—

Дурман вонючий, мертвенный морозник,—

Цветы отравы, хищности и тьмы,—

Мыльнянка, с корневищем ядовитым,

Взлюбившая края дорог, опушки

Лесные и речные берега,

Места, что в самой сущности предельны,

Цветок любимый бабочек ночных,—

Вороний глаз, с приманкою из ягод

Отливно-цветных, синевато-черных,—

Пятнадцатилучистый сложный зонтик

Из ядовитых беленьких цветков,

Зовущихся — так памятно — цикутой,—

И липкие исчадия Земли,

Ужасные растенья-полузвери,—

В ленивых водах, медленно-текущих,

В затонах, где стоячая вода,

Вся полная сосудцев, пузырчатка,

Капкан для водной мелочи животной,

Пред жертвой открывает тонкий клапан,

Замкнет его в тюремном пузырьке,

И уморит, и лакомится гнилью,—

Росянка ждет, как вор, своей добычи,

Орудием уродливых железок

И красных волосков, так липко-клейких,

Улавливает мух, их убивает,

Удавливает медленным сжиманьем —

О, краб-цветок! — и сок из них сосет,

Болотная причудливость, растенье,

Которое цветком не хочет быть,

И хоть имеет гроздь расцветов белых,

На гада больше хочет походить.

Еще, еще, косматые, седые,

Мохнатые, жестокие виденья,

Измышленные дьявольской мечтой,

Чтоб сердце в достовернейшем, в последнем

Убежище, среди цветов и листьев,

Убить.

Кошмар! уходи, я рожден, чтоб ласкать и любить!

Для чар беспредельных раскрыта душа,

И все, что живет, расцветая, спеша,

Приветствую, каждому — хочется быть,

Кем хочешь, тем будешь, будь вольным, собой,

Ты черный? будь черным мой цвет голубой,

Мой цвет будет белым на вышних горах,

В вертепах я весел, я страшен впотьмах,

Все, все я приемлю, чтоб сделаться Всем,

Я слеп был я вижу, я глух был и нем,

Но как говорю я — вы знаете, люди,

А что я услышал, застывши в безжалостном Чуде,

Скажу, но не все, не теперь,

Hei слов, нет размеров, ни знаков,

Чтоб таинство блесков и мраков

Явить в полноте, только миг — и закроется дверь,

Песчинок блестящих я несколько брошу,

Желанен мне лик Человека, и боги, растенье,

и птица, и зверь,

Но светлую ношу,

Что в сердце храню,

Я должен пока сохранять, я поклялся, я клялся — Огню.

Буря промчалась,

Кончен кошмар.

Солнце есть вечный пожар,

В сердце горячая радость осталась.

Ждите. Я жду.

Если хотите,

Темными будьте, живите в бреду,

Только не лгите,

Сам я в вертепы вас всех поведу.

Если хотите,

Мысли сплетайте в лучистые нити,

Светлая ткань хороша, хороша,

Только не лгите,

К Солнцу идите, коль Солнца воистину хочет

душа.

Все совершится,

Круг неизбежен,

Люди, я нежен,

Сладко забыться.

Пытки я ведал. О, ждите. Я жду.

Речь от Огня я и Духа веду!

Лучи и кровь, цветы и краски,

И искры в пляске вкруг костров —

Слова одной и той же сказки

Рассветов, полдней, вечеров.

Я с вами был, я с вами буду,

О, многоликости Огня,

Я ум зажег, отдался Чуду,

Возможно счастье для меня.

В темнице кузниц неустанных,

Где горн, и молот, жар и чад,

Слова напевов звездотканных

Неумолкаемо звучат.

С Огнем неразлучимы дымы,

Но горицветный блеск углей

Поет, что светлы Серафимы

Над тесной здешностью моей.

Есть Духи Пламени в Незримом,

Как здесь цветы есть из Огня,

И пусть я сам развеюсь дымом,

Но пусть Огонь войдет в меня,

Гореть хотя одно мгновенье,

Светить хоть краткий час звездой —

В том радость верного забвенья,

В том праздник ярко-молодой.

И если в Небе Солнце властно,

И светлы звездные пути,

Все ж искра малая прекрасна,

И может алый цвет цвести.

Гори, вулкан, и лейся, лава,

Сияйте, звезды, в вышине,

Но пусть и здесь — да будет слава

Тому, кто сжег себя в Огне!

Вода, стихия сладострастия,

Вода, зеркальность наших дум,

Бездонность снов, безбрежность счастья,

Часов бегущих легкий шум.

То недвижимо-безглагольная,

То с неудержною волной,

Но вечно легкая и вольная,

И вечно дружная с Луной.

И с Солнцем творческим слиянная,

То — гул, то — плеск, то — блески струй.

Стихия страстная и странная,

Твой голос — влажный поцелуй.

От капли росы, что трепещет, играя,

Огнем драгоценных камней,

До бледных просторов, где, вдаль убегая,

Венчается пеною влага морская

На глади бездонных морей,

Ты всюду, всегда, неизменно живая,

И то изумрудная, то голубая,

То полная красных и желтых лучей,

Оранжевых, белых, зеленых и синих,

И тех, что рождается только в пустынях,

В волненья и пеньи безмерных зыбей,

Оттенков, что видны лишь избранным

взорам,

Дрожаний, сверканий, мельканий, которым

Нельзя подыскать отражающих слов,

Хоть в слове бездонность оттенков блистает,

Хоть в слове красивом всегда расцветает

Весна многоцветных цветов.

Вода бесконечные лики вмещает

В безмерность своей глубины,

Мечтанье на зыбях различных качает,

Молчаньем и пеньем душе отвечает,

Уводит сознание в сны.

Богатыми были, богаты и ныне

Просторы лазурно-зеленой Пустыни,

Рождающей мир островной

И Море — все Море, но в вольном

просторе

Различно оно в человеческом взоре

Качается грезой-волной.

В различных скитаньях,

В иных сочетаньях,

Я слышал сказания бурь,

И знаю, есть разность в мечтаньях.

Я видел Индийское море, лазурь,

В нем волн голубые извивы,

И Красное море, где ласков корал,

Где розовой краскою зыбится вал,

И Желтое, водные нивы,

Зеленое море, Персидский залив,

И Черное море, где буен прилив,

И Белое, призрак красивый

И всюду я думал, что всюду, всегда,

Различно-прекрасна Вода.

Безмолвно она под землею таится,

Ей Солнце и Небо, там в сумраке, снится,

И нежная к Солнцу сумеет прорыться,