Вячеслав Иванов - Стихотворения, не входившие в прижизненные сборники

Бросая подвиг достославный,

Своей стыдишься ты красы,

Своей не веришь правде явной.

В самоотверженной мечте,

Стыдясь знаменоваться кровью,

Так ты блуждаешь во Христе

И соблазняешься любовью.

О Совесть русская! пора

Тебе, переболевшей ложью

Уединенного добра,

Беглянке овчего двора,

Войти с народом в Правду Божью!

Не человеческим плугом

Мир перепахан отныне.

На мирской мировщине

Нам скоро друг с другом,

Над ясным лугом,

Целоваться в соборной святыне.

Вырвано с глыбою черной

Коренье зол застарелых.

Жди всходов белых

На ниве просторной,

Народ чудотворный,

Поминаючи верных и смелых.

Крепко надейся и веруй;

Что небывалое будет.

Чу, петел будит

Под мглою серой

Уснувших глухо!

Мужайся: не мерой

Дает Бог Духа,

И Солнце Земли не забудет.

Солнце слитки дней моих пылит;

Солнце дней моих пышнее Креза:

Я потопом пламенным облит.

Мой костер — мой трон… А Смерть железа

На ногах у пленника пилит.

Дни мои — златая тризна Креза.

Злато — жар, а тело не болит;

Злато — пыль и, рея, не палит.

Веющей пилой мои желем —

Мне чело лобзая — Смерть пилит.

В дыханьи каждом — всё: века, и младость,

И рай, и радость,

И жизнь, и боль,

Огонь и воздух, вод текучих сладость

И черной глыбы соль…

Лишь приневоль

Свой взор, потерянный блаженно в целом,

Стать на одном —

И вспыхнет, лирник-лебедь, в гимне белом

Луч Брамы — Ом.

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило.

На чистой прогалине

Студенец серебряный —

Студенец серебряный

Владычицы Дебренской,

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило:

Собирались семь ключей,

Сотекались семь живых

На чистой прогалине

В студенец серебряный.

По заветну бережку

Мурава нетоптана,

По лугу нехожему

Травушка некошена,

Мурава шелковая,

Цветики лазоревы.

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило.

На чистой прогалине

Студенец серебряный,

По-над яром хижинка,

Поодаль лачужинка.

Не святой затворничек

В келье затворяется:

Затворилась Схимница

Под схимой лазоревой.

Выглянет — повызвездит

По синю поднебесью.

Хижина безвестная —

Царицы Небесныя,

Девы неневестныя

Владычицы Дебренской.

Живет Матерь Дебренска

За старцем-обручником.

А старцу-обручнику,

Духову послушнику,

Горенка молельная —

Церковь самодельная,

Почивальня райская —

Ветхая лачужинка.

На чистой прогалине

Студенец серебряный;

По заветну бережку

Шелкова муравушка,—

По заветну бережку

Владычицы Дебренской.

Во темном сыром бору

Семь ключей повыбило.

Собирались семь ключей,

Собирались семь живых

В кладезь Богородичен

Владычицы Дебренской.

Люблю тебя — за то, что ты горишь,

За то, что, гость из той страны Господней,

Чье имя Соеlum Cordis, [1] Небесная высь сердца (лат.). — преисподней

Ты принял боль и боль боготворишь;

За то, что разрушаешь, что творишь,

Как зодчий Ветр; за то, что ты свободней,

Бездумней, и бездомней, и безродней,

Чем родичи семьи, где ты царишь.

Весь пытка, ты горишь — и я сгораю;

Весь музыка, звучишь — и я пою.

Пей розу, пей медвяную мою!

Живой, чье слово «вечно умираю»,

Чей Бог — Любовь, пчела в его рою,

Ты по цветам найдешь дорогу к раю.

29 января 1915

Москва

Словно ласточка, металась

До смертной истомы;

По верхам кремлей скиталась,

Покинувши домы,

Обшел иней город зимний

Туманностью дольней;

Твердь звала гостеприимней

Из мглы — колокольней.

С вешним щебетом мелькала

Вещунья над нами,

В высоте гнезда искала

На солнечном храме,—

Новозданного чертога

Для сердца живого

В тонком веянии Бога

Гнезда золотого.

Ты откуда с вестью чуда,

Душа, заблудилась?

Мнила ль: в блеске изумруда

Земля пробудилась?

Мнила ль: близок пир венчальный

Долин с высотою?

Мир печальный — обручальный

Спасен красотою?

Стала в небе кликом ранним

Будить человека:

«Скоро ль, мертвые, мы встанем

Для юного века?»

От креста к кресту чертила

В лазури изломы,—

Заждалась и загрустила

До смертной истомы.

Как лебедь белую из влаги возмущенной,

Так незапятнанной и не порабощенной

Божественную плоть спасает Красота

Из бездн растления,- невинна и чиста

На пиршестве срамном и в смрадном лупанаре.

Порок неистовый, в сходящем свыше даре

Нетленные черты бессильный исказить,

В рабыне жертвенной богиню мнит пронзить;

Но в миг, когда обол блудницы похищает,

Он Всенародную Небесной возвращает.

Светает марта день двадцатый.

Крылатой Музы медлит дар.

Сниму-ка барбитон звончатый

С гвоздя, как говорил Пиндар.

Не дожидаясь гордой девы,

И, как умею, сердца дань

Замкну в домашние напевы

Старинной спутнице, за грань

Неведомо какого лета

Переступивший в этот день,

Закат медлительный поэта

Перегоняющий, как тень.

Поклон, родная, благодарный!

Вам, неотлучная, поклон!

Сегодня на помост алтарный,

Страстей седмицы чтя закон,

Мы станем оба исповедать

Пред Богом душу. Суждено

Нам вместе труд и радость ведать —

И через узкое окно

В лазурь и вечность детским взором

Глядеть, подъемля от стола,

Покрытого бумажным сором,

Два осребренные чела.

Внезапно Муза мне: «Довольно!

Пусть кроет повседневный лед

Слова, что выговорить больно,

Хоть сладок их небесный мед.

Пусть дни бегут чредой летучей,

В тревоге пестрой и живой,

Пускай заносит их сыпучий

Песок клепсидры роковой.

Но лишь прошел, не облюбован

Вниманьем сердца, скудный миг…»

Он Богом втайне знаменован,

Как втайне плещет мой родник.

Как жутко-древне и до грусти живо

Я ночи южной ощутил потемки

В твоих стихах!.. Еще ль цикады громки,

И царственна звезда, и длится диво?