Джордж Байрон - Остров, или Христиан и его товарищи

Где тот суровый, кто бы не был тронут,
Когда два сердца так в блаженстве тонут?
Благословляет, затаив участье,
Сам Христиан их молодое счастье;
И с горьким сном погибших дней своих
Слил радость умиленную — за них…
Последний луч обманного огня
Его надежд — угас… «Из-за меня!» —
Проскрежетал он, отвернулся прочь, —
Но не глядеть на тех ему не в мочь:
Так лев на львят косится из берлоги…
Потом застыл — без грусти, без тревоги.

Но краток срок благих иль темных дум:
Слышны за мысом чрез стихийный шум
Удары вражьих весел. Кто сей звук
Угрозой смерти сделал? Все вокруг
Их предает, — одна спасает дева!
Она, завидев, что дружины гнева
Плывут, грозя восполнить дело сеч
И путь спасенья беглецам пресечь, —
Туземцам знак дала — спешить к снастям
И даровать убежище гостям
В ладьях крылатых. Христиан, два друга,
Два верных, с ним — сошли на доски. Ньюга
Расстаться с Торквилем не хочет: челн
Другой их примет… И по гребням волн
Ладьи летят. И цель их окрылений
Цепь островков, где логова тюленей
Да чайки водятся, — из мглы встает.
Ладьи летят, — и враг не отстает.
Вот-вот настиг… избегнут… гонит снова…
Как ускользнуть от недруга лихого?
И разлучились бедные челны,
В две разных разлетелись стороны —
Смутить погоню… Мчитесь! Каждый взмах
Весла — вам жизнь!.. За жизнь ли только страх?
Ты, Ньюга, за любовь дрожишь! И хил
Твой челн для этой ноши. В нем, кто мил
Тебе, — с тобой!.. Так цель близка пути, —
Так близок враг… Ковчег любви, лети!

Как белый парус над пучиной бурной,
Когда в ущербе дали блеск лазурный
Меж мраком волн и мутью черной туч, —
Надежды так последний бьется луч.
И якорь сорван. Но чрез вихрь мятежный
Все взору светит парус белоснежный,
Хоть каждый вал его уносит прочь
И сирый брег объемлют мгла и ночь.

На Тубонайском взморье, острой грудью
Утес чернеет, обречен безлюдью,
Свой рыбакам пернатым; где тюлень
В пещере сонную лелеет лень,
Ютясь от бурь, но солнце чуть проблещет,
Взыграет он и грозно влагу хлещет.
На скрип ладьи случайной птичий крик
Откликнется из скал, пуглив и дик;
Там грудью голой греет мать птенцов,
Пучины вольной хищников-ловцов.
Где с моря доступ к тесному ущелью,
Пески желтеют в устье плоской мелью.
И черепаший выводок, в броне
Влачась тяжелой, тянется к волне;
Их зной взрастил, и влага благосклонно
Кормящее им простирает лоно.
Часть остальная — дикий ад трущоб, —
Сюда прибитым бурей — брег и гроб.
Вздохнет спасенный, что под ним земля,
Не рухлые останки корабля…
Гостеприимен не был кров убежный,
Изысканный для друга девой нежной
В годину крайнюю. Но ведом ей
Тайник спасенья, скрытый от очей.

В последний миг она велит гребцам
Перешагнуть с ладьи к другим пловцам,
Чтоб челн другой их мышцы подкрепили
И бегство тех дружнее торопили.
Ей прекословить хочет Христиан;
Но знак надежный девой светлой дан:
Она за все порукой; ускользнуть
Из волн сумеют оба. — «Добрый путь!»
И челн пустился, окрылен подмогой,
Как в небе катится своей дорогой
Звезда падучая. Его врагам
Уж не догнать… К угрюмым берегам
Гребет чета, — а враг не отступает.
Но силе юноши не уступает
Рука девичья. На ладьи длину
Приблизились к местам, где в глубину
Уходят глыб отвесных основанья.
На сто челнов, не боле расстоянья,
За ними недруг. Неприступен брег.
Куда ж они направят свой побег?
И юноша возвел с немым укором
На деву взор, и вопрошает взором;
«На гибель ты, любовь, меня вела?
Гробницей нам — пустынная скала!..»

Из рук упали весла. Ньюга встала,
На близкую погоню указала,
«За мной!» — сказала: «Торквиль, не робей!» —
И ринулась, и скрылась в ночь зыбей.
Миг промедленья — и ловцам он лов;
В его ушах бряцанье кандалов.
Ему кричат, и с мощию гребут,
По имени преступника зовут.
Рожденный водолаз, в пучину волн
Стремглав он прянул, темной веры поли;
Исчез из глаз — и вновь не появился.
На зыбь глухую враг глядел, дивился, —
На скалы, скользкие, как гладкий лед:
Не вынырнул, не всплыл беглец из вод.
Вспухает ровными валами хлябь,
И лишь, кругами расплываясь, рябь
От тяжких всплесков двух не замерла.
Да пена снежная по ней плыла,
Как белое подобье саркофага
Над теми, чьей любви раскрылась влага
Могилою ревнивой и немой.
Играла зыбь с покинутой кормой, —
И более ничто не выдавало,
Что здесь два сердца билось, изнывало
За миг единый. И без сих улик
Все было б призрак, сон, что встал и сник
Марой [33] Мара — мираж. морской… Еще глядят окрест —
И прочь спешат: уплыть от этих мест
Смущенных гонит ужас суеверный…
Он не нырнул, — как огонек неверный
На кладбище, он сгинул: так одним
Пригрезилось. Что светом неземным
Он весь светился, людям не подобный, —
Другим примнилось. Бледности загробной
Все видели печать в его чертах…
Но, и плывя назад, во всех кустах
Плавучей водоросли ищут тела
Того, чья тень, как пена вод, истлела.

Но где ж он был, паломник глубины,
С вожатой Нереидой? Спасены
От бед земли, на дне ли темно-алом
Они живут под сводчатым кораллом?
В ревучие ли раковины дуют
С богами бездн, что по валам кочуют?
С Наядами ли Ньюга косы чешет,
Что зыбь струит, — и лаской деву тешит
Не ветр весны, а реянье волны?
Иль в сон без грез они погружены?

Поглощена сомкнувшейся волной, —
Как чадо струй, в стихии ей родной
Она неслась. За ней он плыл умело.
В зеленой мгле отсвечивало тело,
Мерцал амфибии волшебной след,
Путеводя того, кто с первых лет,
Сын северных морей, был с влагой дружен,
Как сверстники его, ловцы жемчужин,
Таящихся на сумеречном дне.
Ему привольно в смутной глубине…
Она скользнула вниз, в глухие жерла,
Наверх рванулась, руки распростерла —
И вынырнула вдруг из душной бездны
В глубокий сумрак и под свод беззвездный,
И шелк кудрей от пены осушала,
И смехом свод отзвучный оглашала.
Под ними — брег; над ними свой шатер
Не небосвод, — пространный грот простер.
Дробит портал подводный в полдень яркий
Луч, преломленный стрельчатою аркой,
В струях зеленых, где, как огоньки,
Игривых рыб мерцают плавники.
Лик милого власами отирает
Дикарка юная. Он озирает
Вертеп, дивясь. Она в ладони бьет,
К норе Тритоновой его ведет,
В расселину скалы. Со свода в щели
День тусклый сходит в тайну подземелий;
И, как церквей готическая сень,
Сонм серых статуй прячет в полутень, —
Все очертанья в их приюте новом
Полупрозрачным скрадены покровом.