Олег Ладыженский - Перекресток

Баллада что, баллада – пустяк, сложу и швырну под стол,
А Киплинг – он у меня в гостях, и мы с ним хряпнем по сто,
За верный наган, за скверный Афган, за настоящих мужчин,
За буйвола, чьи могучи рога, за вой Акелы в ночи,

За двух пацанов, чей слог не хренов, за леди, которых мы
Любили, как сорок тысяч слонов, среди мировой кутерьмы,
За беспокойных Марфы сынов, за воду в палящий зной,
За добрый табак и хмельное вино, за жизнь с прикрытой спиной.

И снова по сто, и еще разок, и чокнемся через года,
Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда,
Но двум поэтам плевать на рок, на срок и на пару веков,
Поскольку нету таких дорог, чтоб встать на вечный прикол,

И ни гу-гу, и ни капли в рот, ни слова в ухо времен –
А на висках дрожит серебро, и тяжек шелк у знамен,
Звезда в тылу, и звезда впереди, и звездный отблеск вверху…
Налей-ка нам, братец Ганга-дин, пора смочить требуху!

О, рай – это рай, и ад – это ад, но арфа вилам сродни,
Когда ни вперед, ни вбок, ни назад, и кем-то исчислены дни,
А вечность – миф, и не бросят роз на гроб из пахучей сосны,
И только память весенних гроз, когда ни грозы, ни весны.

Но что есть запрет, и что есть судьба, и что есть от рая ключи,
Коль выпал час плясать на гробах и рыжих собак мочить,
И туже затягивать ремешок, и петь, как поет листва –
Давай, дружище, на посошок, нам завтра рано вставать!

Не пир во дни чумы – чума во время пира!
Двенадцатая ночь? – нет! дюжина в ночи!
О, пушкинский хорей, ямб Вильяма Шекспира –
Легко вам подражать! Так в унисон мечи

С монетами звенят, так рыло у тапира,
Как хобот у слона, подобием торчит..

У любви, как у пташки, крылья,
Клыки пантеры, драконий хвост,
Бандерилья, Мадрид-Севилья,
Твоя мантилья, мерцанье звезд…

Половое грозит бессилье,
Коль неразборчив и в связях прост.

Я знаю много умных слов,
От новых до старья,
Чтоб громко в обществе ослов
Реветь: «И я! И я!»

А длинноухие скоты
Ревут в ответ: «И ты! И ты!..»

Бродит ветер по лимонным рощам,
Ищет эхо смолкнувшего крика.
Расстрелять поэта много проще,
Чем не расстрелять. Да, Федерико?

Бродит ветер с ночи до рассвета,
Ищет сердце мертвого поэта.

Повадка лисья закулисья,
На сцене беспредел и пьянка,
В партере лица, будто листья,
И в ложах лица, будто пятна.

Театр! Гляжу в тебя со дна,
Иначе вечность не видна.

Грозою летней, беспределом шмона,
Горбатым танком надвигался миф.
Прости меня, смуглянка Суламифь,
Прости меня, седого Соломона.

Любовь чумою бродит меж людьми
В безглазой маске вечного ОМОНа.

Когда пройдет мирская слава
Чеканным шагом лейб-гвардейца,
Наступят тишина и слабость,
И никуда уже не деться

От этой гостьи-тишины,
В которой трубы не слышны.

Урони героя на пол,
Оторви герою лапу,
Умори героя папу,
Сунь ежа герою в шляпу.

И пускай сидит герой
В ж…пе, точно геморрой.

Депрессия, озвученная вслух,
Остра, как клык вампира, и внезапна,
Как кнопка, что вам мальчик подложил
Под зад. Затейник юный, он хохочет,

Он кнопкин нож, он клык вампирий точит, –
Колом его осиновым, колом!

Тополиный пух,
Жаркая зима.
Придавив лопух,
Умирает май.

Друга отпою –
Вот и я, июнь…

С трагическою маской на лице
Он был рожден, с ней век недолгий прожил
И умер с той же маскою на роже,
Ужален хищной мухою це-це.

Когда б он улыбался, злая муха
Не села бы ему на кончик уха.

Циничен в меру, в меру похотлив,
Местами грешен, не без покаянья,
Частично бел – архангельский отлив,
Частично черен – адское сиянье,

Фрагментами я червь, я раб, я бог –
Но целиком: шедевр или лубок?

Нас однажды не будет. Понять это очень не просто.
Будет август и солнце, февраль и продавленный наст,
Возле дома взметнутся деревья саженного роста,
Будет день, будет пища… Но все это будет без нас.

Этих слов безнадежную, вялую, скучную тьму
Никогда не пойму. Хоть убей, никогда не пойму.

Я скрою от тебя, как брали Трою.
Зачем терзать любимую жену
Рассказами про старую войну,
Где бились боги, люди и герои?

Когда ночами я кричу во сне,
Ты просто знай: я снова на войне.

На этой сцене у лжи – котурны,
У правды – пестрый колпак.
Мы все в прицеле литературы,
Литература слепа.

В кого ударит шальная пуля?
Давай, родная. Стреляй вслепую.

Когда окинет землю осень
Холодным взглядом живописца,
С нее мы многого не спросим –
Всего лишь заново родиться

Одним коротким словом: «мы».
Мечты в предчувствии зимы.

Спаси мою душу, прозрачный октябрь,
Хотя бы на час, на минуту хотя бы,
Иначе, беглец, я уйду без души
Туда, где сухие шуршат камыши,

И тихо до марта усну в камышах.
Будь ласков, октябрь. Пусть спасется душа.

Я такой же, как вы. Это кажется, будто иначе
Я хожу и дышу, и пишу, и смеюсь, и грущу.
Не сносить головы, раз в козлы отпущенья назначен –
Отпустите меня, или я вам грехи отпущу.

И как камень в руке, станет тяжкой пушинка стиха:
Кто здесь сам без греха? Ах, простите – здесь все без греха…

…и манит зло. Уже в который раз
Готов поддаться, сдаться, соблазниться.
Кому из нас по нраву власяница?
Кому по нраву вытертый матрас,

А не перина? Но терплю: а вдруг
Матрас с периной – оба не к добру?

Волшебна утренняя нега
В изящно смятых простынях,
А за окном летит в санях
Зима, кудрявая от снега.

В кровати нежится поэт –
Ах, сколько зим, ах, сколько лет!