Алексей Годин - Адаптированный Гораций

Прилетели птицы и улетели птицы,
Но печально в душе воцарилась
Мысль, что суждено здесь кости оставить,
Что не улететь за ними.

Вы-то, птицы, летите в теплые страны,
Легким клином рассекаете влажное небо,
А я сижу как дурак и стучу зубами,
Коченеть уж начал.

Вы ширяете крыльями влажное небо,
Впереди синева, океан и солнце,
Легкий воздух упруго скользит под крылами,
Наслаждающимися полетом.

Позади холода и пределы мира,
С каждым взмахом близясь теплому краю
Вы избрали сами себе погоду
И сладка усталость.

Будь ты проклято, мерзкое время года,
Эти гнусные зимы, ледняк вонючий;
Худшие дни, проклинать вас буду
Пока не умер.

Зимой, когда замерзает болото
И можно выйти из сел погонять медведей,
Прогуляться немного и пострелять соседей,

Чтоб не стучать о стакан зубами
Самое время вспомнить родную культуру,
Водку, наливку и прочию политуру,

Время забыть лозу винограда
И к корням вернуться, истокам, глубинам,
В теле сирокко разлить голубиный —

Время себе заказать погоду,
За недостатком печи забраться под одеяло,
Вместо свечи поставить сверху бухало

И пережить полгода зимы,
Остальное забыв, бестревожно
Став образом жизни, когда она невозможна,

Медленным зноем бредущих в песках Китая,
Засыпая, слонов считая,
Стужу, мраз бытия, огибая,

Проведя городами псоглавцев,
Диких бабищ, в Александрии краях, огнеядцев,
Время вывести их к Синаю,

Где под подушкой лежит Израиль,
Где-то в ногах непокорно шуршат арабы,
Теплое море шумит на остальном пространстве,

Чайки, зимуя не там, над одеялом летают,
В Эвбею летят, Ионию, Эолиду,
Трепетом крыл печаль разгоняя;

Так и бредут слоны…

Не грусти, Катулл, видно, ледняк этот вечный,
Раз уж боги судили, тебе уделом
Будет до смерти — а ведь глупо перечить
Своему уделу.

Крепче зубы сожми, поскольку это звучанье
Распугает муз, приведет несчастье,
У тебя не хватит денег и сил на то чтоб
Хотя бы выпить.

Наберись терпения чукчи: в тундре
Тоже теплые дни бывают,
Хотя не во всякой, увы, и десять лет я
Лета не видел;

Проще всего говорить: как худо, —
Но жизнь одна, и живи достойно,
Забудь о холоде, забей трубку,
Уже летят чайки.

Страшный зверь лубоед, я тебя не боюсь,
Хоть ты и в чаще живешь,
Я с собой бутылку возьму,
Выпью и буду таков.

Ибо ты боишься вина, и
И бальзама боишься ты; запах
Запах виноградной лозы и трав
В тебе вызывает дрожь.

Я с собой булавку возьму
И, пронзив твой жирный хребет,
Возьму у тебя два крыла,
Чтобы самому улететь.

Не прячь, птенец, свой клюв под крылья,
Скажи мне все, что уже знаешь,
Как воздух клюв точит, шипя резко,
Крича, как чайка.

И лесть и бляди все сего прелестнаго мира
Уже не взволнуют тебя — пойдешь степенно,
Не глядя на ложь, на обманы гнусны,
Летом красавиц ноги.

Нету вообще ничего, даже сердца и крыльев,
Только твой черный клюв да чего-то значит,
А уж затем просторы, дорога, степной ветер
И молодые кобылы.

Не забуду в аду, не забуду в гробу,
Я повсюду тебя, милейший, найду,
Я повсюду достану, страшон и могуч,
Чтобы знал, как парю меж лазури и круч,

Как Я птицу пугаю, взглянув между глаз,
Или рыбу, за жабру заткнув ватерпас;
То напротив, рудами гремлю под землей,
Рудокопов давлю, шелестя коноплей,

Как гляжу Я пластом, серебристой струей
В ледяную лазурь и земное нутро.
Расскажу, как все это сверну я в дугу
И никто не посмеет промолвить гу-гу.

Лучше сделай, чтоб не было больше зимы
И избавь мой народ от печальной чумы,
Не в аду клацнув зубом, до истин Твоих
И народу, и мне, что до девок тугих.

Чтоб чукча сеял ананас
К Магогу льды отправь в Техас.
Чтоб у Снегурочки растаяла слеза
Пора бы это, двинуть полюса.

Пошли, Господь, в Америку чуму
Бубонную, а сербов буйных загаси,
Всем остальным сверни рога
Чтобы вздохнуть спокойно мне.

Где лугами течет свята лабуда
Там услышишь последнее «да».
Сдохнешь ты, сдохнут все,
Сдохнут все на земле,

Только Я никогда не умру.
Пустоты той кору
Как водица пройду
И на небо как облак пойду!

Серафимы мои, серафимы,
Птички с крыльями вместо ушей!
Вы духовною жаждой томимы,
Обличать прилетайте людей.

Мы зовемся, увы, серафимы,
Но отнюдь посему не томимы,
Проживая не в Пантикапее,
Но туманной Кассиопее;
Там летает гугнивый сирокко
И ломает нам крылья жестоко,
Там играет святая водица,
Помавает хвостом кобылица, —
Прилетай посмотреть, как струится
Ледяная соленая… [1] Это слово не орканчивалось каким-либо звуком, и поэтому невозможно его воспроизвести.

Проглоти уголек и тверди
Ту-ру-ру ла-ди-да ди-ла-ди.

Усни, мертвый человек, не тревожь наш дух,
Усни, мертвый человек, не тревожь наш слух
И не тревожь себя.

Услышь, вслушавшись, шептанье воды на дне,
Усни, вслушиваясь в шелест воды в Неве,
Свой молчок не бубня.

Вода движется, струящее никогда…

Ты привыкнешь жить без друзей, подруг,
Без надежд на что-либо-нибудь,
Твоя жизнь будет проще, чем ад,
Ибо ты не захочешь назад.

Ты привыкнешь жить в пустоте
Среди тысячи полых тел,
Твоя жизнь будет лучше, чем рай,
Это будет бесплатный трамвай.

Если даже и выйдешь куда
Всюду будет везде и всегда,
Ты бутылку откроешь свою,
Ты молитву закончишь свою.

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,
Я когда-нибудь умру.

Добрый дяденька пилот,
Забери меня в полет,
Если, сука, не возьмешь,
Значит, скоро я умру.

Ту-ру-ру, ту-ру-ру,
Значит, скоро я умру.

Уважаемый пилот,
Пропустите в самолет,
Если, сука, не возьмешь,
Значит, скоро я умру.