Юнна Мориц - По закону – привет почтальону

За любовь с такой белибердою
Им награда будет в час, когда
Станут дети взрослою ордою,
Где нужна своя белиберда.

Без неё нельзя идти на дело,
И сухим не выйти из воды.
Чтоб любить лицо своё и тело,
Нужен свежий дух белиберды.

И от страха дар теряя речи,
Уязвимы болью и бедой,
Знаем, знаем тайны человечьи —
Как спасать себя белибердой.

От тоски, отчаянья, сиротства,
Чтоб не вмёрзнуть в гибельные льды,
Средство есть большого благородства —
Облака моей белиберды.

Дар природы, дивная отрада, —
А подделкой травятся, о да,
Даже водкой, плиткой шоколада,
Но чиста моя белиберда

Из плодов божественного сада,
Из небесной всё-таки среды.
Опыт горек, но зато как сладок
Поцелуй моей белиберды.

Тетрадей, дневников, ногтей, мозгов, зрачков,
Утайщик рек и рощ в карманах сновидений,
Себя угонщик в синь весенних облаков, —
Шатайся и свисти мотивчик совпадений

Космической тоски с валяньем дурака,
С валяньем в той траве, где в чашах благодати
Ещё полным-полно, и воздуха строка
Поёт в гармошку дней, в твою губную, кстати!..

Улыбочник листвы, прогульщик ясель, школ,
Ты – ветер в голове, ты – метры в килограмме,
Лицо твоё идёт по воздуху пешком
И дышит на стекло в моей оконной раме.

Я ШЛЮ ТЕБЕ ЭТУ БЕРЁСТУ

Издали тебя, не издали,
И сколько воздали хвалилий, —
Как всё это мелко из дали,
Из ландышей, лотосов, лилий!..

Как всё это скользко из близи,
Где змейских полно шевелилий!..
А ты не скользи в этой слизи
И в этой отсутствуй могиле, —

Ты просто отсутствуй прекрасно,
Отсутствуя великолепно,
Отсутствуя живо и страстно,
А не мумузейно и склепно.

И что понимают владельцы
Каких-то общественных мнений,
Когда твоё хрупкое тельце
Их в тысячи раз драгоценней?!.

И что они смыслят, обмылки
Какой-то общественной бани,
В твоей-то пронзительной жилке,
В природе её колебаний?!.

Я шлю тебе эту берёсту,
Присутствуя в ней простодушно —
Так живо, так страстно, так просто.
Скажи мне, а что еще нужно?..

Но звук исчез в той заросли узорной,
Когда внезапно райские врата
Нам распахнулись!.. Там сиял озёрный,
Слепящий свет – зеркальная плита,
Где плыли солнце, хлопья снежных лилий,
Желтки кувшинок, строфы облаков,
И, отражаясь, там шарами плыли
Кусты в овальной раме берегов.

Внезапность этой тишины и света
Слезами шла глазам наперерез.
И озеро, как рукопись завета,
Держало путь к себе, сойдя с небес.
Наш проводник поймал руками рыбку
И отпустил, ныряя в облака.
Прошло сто лет. Я превратилась в скрипку,
Цена старинной скрипки велика.

ГЛАЗАМИ КАП-КАП…

Хлопчатое дерево
семейства бамбаксовых.
Из его плодов получают малайцы
волокно под названьем капок
с удареньем, которое падает
здесь на последний слог.
Капок —
для набивки
кругов спасательных,
щелей, где гуляют ветры,
стен, потолков, дверей
в пространстве, где звук не должен…

Любовь моя, не наглядная,
(не наглядная – здесь два слова!),
в данный миг я тону, вмерзаю
в лёд отчаянья и глазами
я хватаюсь за этот малайский капок,
за волокна хлопчатого дерева,
так наглядно растущего
где-то в тропиках.

Глазами кап-кап в капок,
в теплоты его благодать,
в копну его тишины,
в хлопья словечка малайского, —

набрела на него нечаянно
в словаре, где подряд, на выбор:
капитуляция, капок, капонир?! [3].

Войска идут, взрывают, убивают,
Насилуют и грабят от души,
Гниют в земле, в психушке завывают,
Но их добыча – сущие гроши.

В совсем других война играет странах
На струнах денег, стонущих во мгле,
Где войны делают, как блюда в ресторанах —
Не из своих печёнок и филе.

Где войны делают, как делают закуски
Холодные… Как блюда жарких мест,
Как мясо с кровью… Голубь в белой блузке
Там вылетает из румяных тест.

А голубь мира – дивная вещица,
Ей сносу нет, и спросу нет с неё,
И в запечённом виде эта птица
Вам аплодирует крылами за враньё!..

РОСКОШЬ УМОЛЧАНЬЯ