Людмила Кулагина - Да будет день!

Хочу быть строгой, нет, суровой,
Я к мелким слабостям своим.
Но день настанет – шесть «Коровок»
Моё «Оно» и «Я» съедим.
Уговорим вдвоём мы совесть,
Что мёда жизни больше нет,
Что близится к финалу повесть,
Что горьки дни последних лет.
Что с ядом их конфетный яд?!
И сдастся бедное «Сверх—Я».

С какой надеждою я жду часов, минут
Той тишины особенной, вечерней,
Когда меня нигде уже не ждут,
И мир затихнет в полунощной черни.

Скандалы отзвучат, и телевизоры, и мат.
И я останусь тет—а–тет с природой
Своею внутренней, иль книг открою клад,
Не согласуя вкус ни с мненьями, ни с модой.

И буду по крупицам собирать
Я зёрна мудрости, неслышно, словно птица.
Наедине с собой не надо мне играть
Чужих ролей, ни лгать, ни суетиться.

Что может быть ценнее тишины,
Когда движенье мыслей слышно или сердца.
И нет тогда желаний, радостей иных, —
Вечерний слушать блюз взамен дневного скерцо.

С утра мне хочется писать стихи,
И что—то светлое в душе гнездится,
И мысли, и слова пока ещё легки,
И рвутся ввысь и в синь, подобно птице.

И отблеск в памяти удач и редких дней —
Фрагментов зыбкого земного счастья:
Сирень в цвету, ракушки с моря в ней,
И призраки любви, и голоса участья.

Там капельки дождя как бриллиантов блеск,
И запах мандаринов возле ёлки,
И полный хвойной свежести сосновый лес,
И притяженье книг на тесной полке.

Там тёплый голос милого дитя,
С которым я и радости делю и горе.
Как скоротечна жизнь, как быстро дни летят.
Но там, в потоке дней, есть Франция и море.

Как в сейфе, в памяти моей сокровища лежат.
Они – как солнечные проблески в ненастье.
Когда на сердце холод и метели закружат,
Я пью вприкуску чай с кусочком счастья.

Я наберу знакомое число
На старом чёрном диске телефонном.
И приготовлю винегрет из слов,
Чтоб угостить подругу Любу оным.

Она, конечно, как всегда, в делах,
Нередко и в минорном настроенье.
Я ей скажу: прекрасная погода, вах!
Давай махнём на речку в воскресенье.

Иль в лес уедем на день от забот —
Забудь свои обиды, огорченья.
С собою прихвати ты пару бот
И бутерброд иль пачечку печенья.

Поедем в лес, побродим по росе,
Быть может, и грибов насобираем.
Оставь ты в городе свои тревоги все.
Не хочешь в лес – пошли позагораем.

Подышим воздухом речным и в облаках,
На травке лёжа, молча повитаем.
Там суета любая далека,
С природой мир в душе мы обретаем.

Подумай, что заманчивей, реши,
На чаше жизни взвесив «за» и «против».
Проходит лето, в лете жить спеши,
А не в своём хроническом цейтноте.

Ты стала современно—меркантильной.
Я предложу: махнём—ка завтра в лес,
Боровиком сегодня рынок сверхобильный.
А ты ответишь: в морозилке гриб тот есть.

Да разве едут только в лес за этим,
Чтоб морозилку набивать лишь «под завяз»?
Ведь мы всю зиму грезили о лете.
Как ум—то в пользе—выгоде увяз…

А что там красота и воздух чистый,
Забыла, выхлопной дыша трубой?
А предвкушенье чуда, Люб? А время, что не мчится, —
По тропкам тихонько лесным идёт с тобой?..

Оно твоё в тот миг, твоё и только, – время.
И незаметно день пройдёт, домой уйдёшь,
Оставив лешему обиды, жизни бремя,
И песню радости душе своей споёшь.

С утра уже не так ложится карта.
Лицо не вымыв, не очистив нос,
Петрович уже сумрачно прокаркал
Очередной свой негатив—прогноз:

Что десять дней жестокий будет холод,
А перед тем – жестокая жара.
Его мозги как будто ищут повод —
Как испоганить настроение с утра.

Я возвращаюсь в свой сарай —
Крупнопанельную «хрущёвку».
Она, конечно же, не рай, —
А так, уютная трущобка.

Я здесь уж столько лет живу, —
Люблю, грущу, переживаю.
Частенько мне панели жмут:
За ними шум, а я – живая.

Я так устала от шумов,
О тишине в дому мечтаю.
На полках книжных – тьма умов.
Сосед мой пьёт, а я – читаю.

И днём грешим, и спим – грешим,
И нет от суеты покоя.
Куда—то мы спешим, спешим…
А было б лучше течь рекою.

Она хоть тоже не вольна —
Из берегов выходит редко,
Но как легка её волна,
Что омывает берег крепкий.

Она неспешна, глубока,
Дно видно лишь в пределах метра.
В ней – неба синь и облака,
Чуть подгоняемые ветром.

А временами поутру,
Когда едва взойдёт светило,
Дневную предварив жару,
Прозрачна и чиста от ила,

Река играет серебром —
Блестят и светятся чешуйки,
Как будто рыбина ребром
Под водные попала струйки.

А вечером речная гладь
Все краски отразит заката.
Когда же солнце ляжет спать,
Луна дрожит на перекатах

Ночной и сумрачной волны,
Дробится лик её неверный,
И воды волшебством полны
И лунным светом эфемерным.

А осенью, когда туман
Так стелется над речкой густо,
Он вводит путника в обман,
Что там, внизу, в обрыве – пусто,

Что там кончается земля,
А то, что дальше – неизвестно,
И только рядом тополя
Обозначают кроной место,

Давно знакомое глазам.
Но не видны ступеньки в белом,
И ты включаешь тормоза,
Чтоб не слилось с туманом тело.

И осенью лежит на дне
Сокровищем листва златая…
Река и душу лечит мне
И все прорехи в ней латает.

Как хорошо рекою быть —
Для душ людских насущным хлебом,
Хоть в берегах, но вольно плыть,
Вобрав в себя просторы неба.

Стрекочут машинки, срезая траву,
Причёску чтоб сделать газону.
Склонил одуванчик седую главу, —
Он в стрижке не видит резону.

Чтоб был у всех трав одинаковый рост,
Чтоб цветом никто не разнился.
Но разве за этим цветок всякий рос? —
Напротив, чтоб мир удивился,

Какое богатство и красок, и форм
Таит в себе почва земная.
Пусть зрелую траву покосят на корм,
И то хоть бы польза какая.

Но парикмахер с косилкой не ждёт,
Пока семена травки сбросят.
И вместе с гребёнкой жужжащей придёт
К траве прежде времени осень…