Людмила Кулагина - Радость и грусть бытия

Собираю я взглядом бриллиантов огни,
Что на банке окóнной поутру заиграли.
Как волшебны, прекрасны, златолиственны дни! –
Словно мы оказались вдруг под солнцем Италий.

Яркий луч уж рассеял над рекой белый пар,
Серебристой волной в ртутных блёстках играет.
Блещет золотом первым, тронут осенью, парк.
И листва на машинах и на крышах сараев.

Ранней яркой звездой в руки падает лист.
Нам кленовый костёр освещает прогулки.
Ветви «ягоды волчьей» сентябрём подожглись
И горят-полыхают багрецами в проулке.

Бабье лето недолго, и кометой промчит,
Нас своей осыпая золотистою пылью.
Пусть рябиной неспелой это лето горчит, –
Для чахоточных чувств [106]– это млеко кобылье.

И, как светом пронизан мой букет на столе,
Так и сердце моё поздним солнцем согрето.
Я без света на свете прожила столько лет,
А очнулась вчера, – на дворе бабье лето…

На прогретых полянках в лесу
Наконец-то «проснулась» грибница.
Рюкзачок и корзинку несу,
Чтоб охотой грибной насладиться.

Посошок из коряги возьму,
Чтоб гадюк отгонять и усталость.
Удалюсь от житейских я смут, –
Счастья жизни вкусить чтобы малость.

Нынче солнцем так лес осиян,
Так пропитан душистою хвóей,
Пусть сосновой волны океан
Все прогонит печали и хвори.

Тут и там красный свет мухомор
Зажигает, весь в беленьких мушках,
Но откроет мне путь светофор,
Как глазком, подмигнув зеленушкой [107].

Мы идём, не считая минут.
Лес цветною листвой припорошен.
Лист осинки с земли подниму, –
Обагрённую осенью брошку.

Удивлюсь я художнице сей,
Что по чéрни всё золотом пишет.
Грусть мою пред зимою рассей,
Осень, чувствам оставь ещё пищу.

Наступаю ногою в песок:
Как приятно мне после асфальта
Погружать в его зыби носок
И не чувствовать пяткой базальта [108].

Я шагаю с надеждой к тебе –
«Польским» щедрая даром [109]опушка,
С благодарностью к лесу, судьбе.
Тишина что-то шепчет на ýшко.

Вот на месте уже мы. Идём
Между сосен и мшаников «змейкой».
Пять шагов – и грибочек найдём,
Паутинкой увешаны клейкой.

На грибочке – хвоинка и лист:
Он прекрасен в осеннем уборе!
Мы за лето грибов заждались,
И ноябрь уж с морозами вскоре.

Наконец-то грибная пора
Снизошла всё ж сентябрьскою манной!
Бабье лето пришло к нам вчера
Ранним утром на зорьке туманной.

Солнце снова прогрело лесок,
Пáли рóсы, грибы напоили.
Дома гнать надо яблочный сок,
Но в лесу обо всём мы забыли.

Ходим-бродим. Корзинка уже
Тяжелеет с грибным урожаем.
Лес темнеет. Прощальный свой жест
Сделав лесу, домой уезжаем.
………………………………………………

Спать легли, но в ночной тишине
Лес с грибным своим грезится раем:
То ли в яви, а то ли во сне –
Собираем грибы, собираем…

Когда в квартире тихо и тепло,
А за окном – промозглое ненастье,
И сумрак смотрит в тусклое окно,
Люблю я вспоминать о прошлом счастье.

И это не любовь, и не успех,
Не вожделенные обновы и предметы,
Но лучшей нет мне изо всех утех, –
Ракушки собирать у моря летом.

То было море Франции – залив
Бискайский, и не море даже,
А океан, – от чаек пёстр, криклив,
И не ракушки там, а – «кокияжи».

Приносит их крутой волной прилив –
Глубинных вод сокровища и плёсов [111], –
На пляж, где еле виден порт вдали,
А рядом парк реликтов – древних сосен.

Вдоль берега – большие валуны,
Чтоб натиск отражать штормов, приливов,
С магнитной связанных душой Луны,
Напористых валов несуетливых.

Швырнув волну с дарами о валун,
Отхлынет океан, шипя и щерясь,
Разбив в жемчужную и хрупкую золу
Подарок вод и Посейдона [112]щедрый.

И успокоившись, отступит в даль и в синь,
Накапливая силы для порыва.
Земля и море, будто Ян и Инь,
«Воркуют» днями у скалистого обрыва.

Но не за этим только зрелищем хожу
На берег вод с надеждою я смутной:
В горé осколков часто нахожу
Ракушки целые – мёд радости минутной.

Я в груде битых раковин морских,
Покинутых отшельником-моллюском,
Ищу сокровища и собираю их –
Шедевры моря в черепках этрýсских [113].

У каждой – свой узор и завиток,
Неповторимы тон и гофрирóвка [114].
По телу пробегает счастья ток,
Когда ракушку откопаю ловко.

Попался «веер» и витой рожок,
«Бутон» цветка и Мумитролля «ýшко»,
«Тюрбан» и устричный колючий «башмачок»,
Рябая «спинка» маленькой лягушки.

Придя домой, я их прополощу
В большой лохани пресною водицей,
Тарелку из-под торта разыщу
И разложу сушить на солнце пиццей.

Их рёбра-грани луч позолотит
Оранжево-багряного заката:
Горит, переливается, блестит
Дар тьмы глубин под факелом Гекаты [115].

А утром встану, распахну окно
И соберу просохшие ракушки,
И выложу картину-полотно,
Учтя их форму, цвет, и завитушки:

Дно моря, сад и бабочек в саду,
Улитку на цветке, кота, совёнка…
Как славно, взрослую отбросив ерунду,
Побыть хоть чуть творцом миров–ребёнком.

Когда в твоей душе покой и мир,
Любви и дружбы в ней играют скрипки,
Возможно, ты услышишь и звук лир
В какой-то там неведомой «улитке» [116].

Когда суéт земных оставишь груз,
Настроив тоны сердца на природу,
Тебя покинут горечь дней и грусть, –
Ты счастья БЫТЬ хлебнёшь живую воду.

И в лес осенний ты войдёшь иной,
Забыв уныние, как старого кумира,
И поразит тебя своей красой земной
И гриб, и лист, и совершенство мира.

В чудо-печке печётся пирог.
Пахнет праздником в доме и мамой.
Будто мне Изобилия Рог
Запах детства отсыпал, как манны.

И потянется дух пирога
К уголкам запустевшего сердца,
Где забвения трав уж стога,
И тоскливая осени серость.

Этот запах – чудесный обман:
Праздник жизни уже не воротишь.
Прошлых лет всё плотнее туман,
И закрыты в ту жизнь мне ворота.

Жаль, что дочка и внук далеко, –
Не для них этот праздничный запах.
Без любви их мне здесь нелегко, –
Мое солнце теперь там, где запад.