Анна Савина - Весна. Стихи.

— Серёженька, Вы плакали во сне……
Аль снилось что?
— Да… снилось, Айседора…
как будто бы иду я по росе,
и путь мой то под горочку… то в гору……
холмы…… поля…… за дымкою леса —
всё русское, знакомое до боли…
и вдруг роса……
Вы слышите, роса
внезапно превратилась в капли крови……
А рядом незнакомый, пришлый люд —
не из крестьян, но с косами…… и косит(!)…
И падают к ногам,
и слёзы льют
живые, подсечённые колосья,
и кровью истекают на глазах…
Тут понял я……… всё понял, Айседора —
откуда та кровавая роса…
— Ах, полно Вам, Серёженька……
Рассола
не нужно ль принести? — ведь в самый раз
от ужасов таких опохмелиться……
— Как холодно… не топлено у нас……
и ночью было, верно, минус тридцать……
Оплавилась последняя свеча —
вчера читал уж затемно… без света…
— Серёжа, я достала кумача……
— На кой он Вам?
— Ну, как же? Для концерта!
Гостей почётных будет просто тьма —
Дзержинский…… Коганович…… Луначарский…
Я буду перед ними танцевать…
— О, дьвольские… дьвольские пляски!
Устроили тут пир в разгар чумы……
Вы знаете о голоде в Поволжье,
где сотнями уложены в гробы
скелеты, перетянутые кожей?
— Я…… знаю…… да……
— А, знаете зачем
заводят грузовик у стен Лубянки?
Чтоб шумом заглушить ночной расстрел
и крики тех, кто корчится на плахе…
— Серёженька…
— Молчите! Для чего
забросило в Россию Вас когда-то?
Сидели бы себе там за бугром —
в Германии, в Париже или Штатах…
— Россия!!!!!!
— Что Россия? Может быть,
понятна Вам душа её…… просторы???
— Понятна, да! Она, как я… ……любить!
— По-русски говорите, Айседора……
— Прости…… волнуюсь… путаюсь, родной…
Она — любить… как я люблю Серёжу……
светло, по-матерински, всей душой,
всей плотью…… сердцем…… помыслами…… кожей……
Она, как я — прощать ему грехи,
хмельной разгул и пьяные безумства
за искренние, чистые стихи великого Поэта-златоуста…
— Да что Вы понимаете в стихах?
Два слова о любви связать не в силах!
— Мой милый, я читаю их в глазах —
в твоих глазах, таких небесно-синих……
И, видя в них великую печаль,
всё вглядываюсь с нежностью и грустью
в туманную, мерцающую даль,
что издревле звалась великой Русью……

………………………

— Серёженька, Вы плакали во сне…
Аль снилось что?
— Да, снилось, Айседора…
как будто бы запуталось в петле
крылатое, задушенное Слово……
Но вырвалось на волю в тот же день,
волшебным Голубком взлетев над миром…
И снова у плетня кудрявый Лель
настраивает девственную Лиру…

Так было…… очень много лет назад —
Еще ты жив, а мне четыре года…
Зима… Владивосток… Морской вокзал…
Смакуем в сухомятку бутерброды……
— Смотри, Анюта, сколько кораблей!
— Без парусов?
— У них же есть моторы…… —))
(прощай, моя мечта — отважный Грей,
Прощай, эпоха славных мореходов)
Но что это? Полощется заря —
Как алый парус, распустились флаги…
Цветущий май! Листок календаря:
Девятое………… Победа наша с нами!
Все на парад! Я тоже в первый раз
Иду в толпе, держа за руку маму……
Шары… цветы…… улыбки… (через час
все зачеркнет скупая телеграмма)
— Не правда! Нет…
— Что, мама? Что с тобой?
Простой листок — он слишком много значит…
«Покончил жизнь……» Ах, папа… дорогой…
Зачем ты так? Зачем? Не мог иначе………
Не верю! Слышишь?! Стоит посмотреть
В глаза любимой, маленькой девчушки,
Чтобы понять — как безобразна смерть,
И воскресить отравленную душу……
Так было… очень много лет назад:
В последний раз на папиных коленях…
Его улыбка…… отрешенный взгляд…
И первый мой сиротский день рожденья……
Слепая ночь… тяжелый мамин вздох…
(кто перед сном теперь расскажет сказку?)
Шли годы… годы… годы(!)… Как ты мог
Лишить двух женщин нежности и ласки?
Касаюсь ручкой папиных волос
В мечтах своих — доверчивый ребенок —
Целую нежно щеки…… теплый нос…
(мне снится сон……) и я шепчу спросонок:
«Любимый мой…… хороший……» Сколько лет
Седая даль скрывает алый парус
Души родной животворящий свет и голос твой:
— Анюта……
(……просыпаюсь……………………………)

Улыбаюсь……
В глазах лукавство…
Кто пришёл в мой волшебный лес?
Здравствуй, венчанный мной на Царство!
Год промчался — ты снова здесь…
Так же ветер качает вербы,
с диких яблонь срывает цвет.
Ты хотел посмотреть, наверно,
как во мне вызревает Свет?
Как я вновь наливаюсь соком,
источая душистый хмель?
И мечтаешь припасть к истоку,
мой измученный жаждой зверь?
Я недаром стелила память
древним Словом волшебных рун,
чтобы мягче нам было падать
по весне без одежд в траву…
Чтобы в сладкой, ночной истоме
оборвался бы сердца стук
в миг, когда я отвечу стоном
на неистовство нежных рук…
Лишь коснётся лиловый клевер
обнажённой спины во тьме,
ты склонишься к моим коленям, —
присягающий Красоте…
от ложбинки…… по бёдрам…… выше…
у излучины стройных ног
как ты жадно губами ищешь
вожделенный, хмельной исток…
изойду…… истеку…… истаю —
влагой……… светом……… росою…
Пей!
прошепчи мне: "Святая Тая…"
мой неистовый, нежный зверь…

— Тпрру, проклятые!!! — шапку оземь.
Расступись-ка, честной народ!
Крики… Ржанье… И скрип полозьев…
А в толпе прокатилось:
— Пётр………
— Ну, встречайте, кого не ждали!
Если ждали — так что ж робеть?
Здесь, в Архангельске, вам едва ли
доводилось изведать плеть.
Или, может, о царской дыбе
порассказывал беглый люд?
Ох, людишки у нас болтливы.
Даром что ли им ноздри рвут?
Языки вырезать — вот дело!
Царь шагнул из саней в сугроб…
— Что, архангельцы, оробели
и воды понабрали в рот?
Да, шучу я… шучу, поморы…
Знаю, дыбой не запугать
тех, кому заменяло море
с детской люльки отца и мать.
Только морю Хозяин нужен
и достойный российский флот…
Сдюжим, братцы?
— А как же! Сдюжим…
— Ох, по нраву мне сей народ!
………………………
Вечерело… Он вышел тайно
на пустынный причал. Один.
Сумрак, взрезанный криком чаек,
раскололся на сотни льдин.
И могучим дыханьем Север
самодержцу обжёг лицо,
долгим взглядом суровым смерил,
наливая зрачки свинцом.
«Сей народ всё, что хочешь стерпит.
Ну, а сам-то ты сдюжишь…… Сам?» —
будто спрашивал шквальный Ветер,
разрывая в клочки кафтан.
«Сам-то?» — царь огляделся грозно,
и прищурившись, сжал кулак…
Вдалеке, сквозь туман морозный
гордо реял российский флаг.
«Не боись…… Как-нибудь осилим…
Аль ты думаешь не с руки
нам встряхнуть за грудки Россию,
ухватившись за Соловки?
………………………
По весне, только вскроет вены
рекам бешеный ледоход,
от Двины и до самой Лены
вскинет голову русский флот.
Заскользят над водой крылато
дружно белые корабли.
Успевай лишь: руби канаты
да из пушек в их честь пали.
Пусть Европа теперь дивится,
различив наших горнов медь.
Знать, не вовремя пробудился
за спиной у неё медведь —
русский увалень, косолапый —
и, стряхнув вековые сны,
вдруг почуял пьянящий запах
заполярной, хмельной весны.
Разогнулись, вздохнули россы…
Встал с колен, протрезвел народ.
И таким оказался рослым,
лбом упёршийся в небосвод,
что как только повёл плечами —
дрожь прошла по земле волной
и Урал задышал печами
обжигая нутро рудой.
Это в кузницах и плавильнях
неустанно — за годом год,
рукава засучив, Демидов
царской армии пушки льёт…
Не одним колокольным звоном
в небе плавится медный гул,
чтоб однажды пришли с поклоном
те, кто раньше нас в кольца гнул.