Феликс Кривин - Круги на песке

Соседка, что справа, — та держится браво,
Соседка, что слева, — глядит королевой.
А что им стесняться? Чего им плошать?
Им главное дело — другого прижать.
Так думает стенка, прижатая ими,
Печально и горестно щеки морщиня,
Готовясь испить свою чашу до дна…
«Вот это квартирка!» — вздыхает она.

А как же соседка, которая слева?
О чем загрустила она, королева?
С одной стороны — стена у стены,
С другой стороны — стена у стены.
Конечно, простора и ей маловато,
И справа, и слева соседка зажата,
Ей тесно, и, мыслей печальных полна,
«Вот это квартирка!» — вздыхает она.

А как же соседка, которая справа,
Которая издали выглядит браво?
С одной стороны — стена у стены,
С другой стороны — стена у стены.
Попробуй-ка вырвись из этого плена…

От мыслей подобных полезешь на стену,
А может, — научишься жить — не плошать:
Тут главное дело — другого прижать.
А может, — постигнешь простую науку:
Стена без стены — никудышная штука,
Стена без стены никому не нужна.
Не станет квартирой такая стена.
Хоть каждый не прочь развернуться пошире,
Но думать-то нужно о целой квартире.

Соль:
Мы те — и мы уже не те,
Меж тем и этим нет границы.
Чтоб сохранить себя в воде,
Всего вернее — раствориться.
Конечно, лучше быть собой,
Но это не всегда удобно.
И мы становимся водой,
Чтоб растворять себе подобных.

Сахар:
Ах, это что?
Вода?
Ну да!
Подумайте!
А было сухо…
Беда?
Какая там беда!
От всей души!
Единым духом!
Мы так согласны со средой,
Текущей, плещущей, журчащей!
Подумать только: стать водой!
Что может быть на свете слаще!

Порой согнешься на странице,
Покорно спину округля…
Держись ровнее, единица,
Не то догнешься до нуля!

Порою выгнешь грудь, как птица,
Как гордый парус корабля…
Держись скромнее, единица,
Не то догнешься до нуля!

Что такое тень,
Ты спроси у эха.
Но его задень —
И пойдет потеха:
Спрашивать у эха
Можно целый день.
Что такое эхо,
Это знает тень.
Скрылась тень от света
За своим предметом.
Эхо — по науке —
Держится при звуке.
— Как вам отражается?
— Как вам повторяется?
— Ничего, спасибо,
Так, как полагается.
Так они с успехом
Трудятся весь день:
Тень — предмета эхо,
Эхо — звука тень.

В непримиримом споре
И несогласье вечном
Живут на светофоре
Два ярких человечка.
И человечек красный
Пугливо бьет тревогу:
«Ах, нынче так опасно
Переходить дорогу!»
А друг его беспечный
Ведет себя иначе:
Зеленый человечек
Шагает наудачу
И, вперекор собрату,
Отважно вскинул ногу:
Смотрите, вот как надо
Переходить дорогу!
Зеленый цвет и красный
В непримиримом споре.
Такое разногласье
На общем светофоре!
Стоит по стойке красный,
Зеленый вскинул ногу:
«Ах, это так прекрасно —
Переходить дорогу!»

Пейзажу сельскому навстречу,
Забыв о шуме городском,
Течет дорога через речку
И называется мостом.

Струится каменно и строго,
В движенье обретя покой.
А под мостом течет дорога
И называется рекой.

Бегут, бегут пути земные,
Спешат неведомо куда.
Стоят столбы, как часовые,
И называются: года.

И каждый постоит немного
И растворится без следа.
А мимо них спешит дорога
И называется: судьба.

Вода — живет. То дождь она, то снег,
То лед, когда уснет, устав журчать и литься,
То распахнет себя, подобно птице,
Чтоб душу подарить прозрачной синеве,

И гладь она, и ширь, и высота,
Волна и глубина, кипенье и прохлада,
И тишина, и грохот водопада,
Всегда и та — и будто бы не та.

В ней и беда, и средство от беды,
Вода то тверже льда, то призрачнее пара.
Реальность и мечта…
Да, все-таки недаром
Мы на четыре пятых — из воды.

Этот удивительный поток
До того насыщен минералами,
Что в него опущенный цветок
Сразу покрывается кристаллами.

Ко всему житейскому остыв,
Он в века шагнет,
В тысячелетия…
И увянут прочие цветы,
Позавидовав его бессмертию.

Даже вековечные дубы,
Одному лишь только небу равные,
Захотят себе его судьбы,
Но, конечно, не увидят главного:

Как цветок сожмется от тоски,
Как, при внешней гордой безупречности,
Тяжело заноют лепестки
В леденящих,
Мертвых пальцах вечности.

Покрытая снегом, озябшая елка
Прильнула к окну, подобравши иголки,
И жадно глядела на елку в огнях,
Мечтая о собственных радостных днях.

А елка домашняя, в ярком уборе,
Вздыхала о ветре, о снежном просторе,
О том, что она променяла вчера
На пеструю роскошь и блеск серебра.

Не ведавший иных дорог,
Чем в небеса — из черной глуби,
Все знает маленький цветок:
Кто любит нас, а кто не любит.

Он разговор ведет всерьез
И не бросает слов на ветер.
На каждый заданный вопрос
Он головой своей ответит.

И самому себе не впрок
До лепестка себя растратит…
Цветок,
Как истинный пророк,
За слово правды
Жизнью платит.

Синица никому не снится,
По ней не сохнут от любви.
И чем доступнее синицы,
Тем недоступней журавли.

Недосягаемые птицы
Парят в несбыточных мечтах,
И снятся журавлям синицы,
Которые у нас в руках.

В центре города,
Рядом с Садовым кольцом,
В суматохе людей и машин,
Он живет в зоопарке,
Как в фильме цветном,
Черно-белая птица пингвин.

Он выходит к народу.
Серьезен и строг,
Долго ищет кого-то в толпе.
Но в цветном этом мире
Он так одинок,
Потому что он так черно-бел.

И такая печаль
У пингвина в глазах,
Но в душе не питает он зла.
И все так же с иголочки
Старенький фрак,
И манишка все так же бела.

Чтобы время скоротать
От зимы до лета,
Стали спорить три крота
О природе цвета.

— Он довольно мил на слух.
— Нет, скорей на запах.
— Но наощупь слишком сух,
Натирает лапы.