Джордж Байрон - Дон Жуан

Не понимаю, как и отчего
Безумное закралось подозренье,
Но грубости идальго моего
Не нахожу я даже извиненья.
Ревнивец безрассудный! От кого,
Чему и где искал он подтвержденья,
Ворвавшись в дом с толпой ретивых слуг?
Тому, что он — обманутый супруг.

Проснулась донна Юлия и стала
Вздыхать, стонать и жалобно зевать,
А верная Антония ворчала,
Что донне помешали почивать.
Она поспешно взбила одеяло,
Подушки взгромоздила на кровать,
Чтоб показать ревнивому герою.
Что на кровати, точно, спали двое

Служанка с госпожой. Не без причин
Красавицы пугливы. В самом деле:
Страшась и привидений и мужчин,
Разумно спать вдвоем в одной постели,
Пока не возвратится господин.
А он еще последние недели
Приходит очень поздно, как на грех,
Ворча, что «возвратился раньше всех»!

Тут наша донна голос обрела:
«В уме ль вы, дон Альфонсо? Что случилось?
Какая вас причуда привела?
Что с перепою ночью вам приснилось?
Зачем до свадьбы я не умерла?
Я жертвою чудовища явилась!
Ищите же! Но я вам не прощу!..»
Альфонсо мрачно молвил: «Поищу!»

И он и все, кто с ним пришел, искали:
Комоды перерыли, сундуки,
Нашли белье и кружевные шали,
Гребенки, туфли, тонкие чулки
(Чем женщины от века украшали
Часы безделья, неги и тоски),
Потом еще потыкали с отвагой
Во все диваны и портьеры шпагой.

Иные заглянули под кровать
И там нашли… не то, чего хотели,
Окно открыли, стали толковать,
Что и следов не видно, в самом деле!
Посовещались шепотом опять
И комнату вторично оглядели,
Но странно: ни один не мог смекнуть,
Что и в постель бы надо заглянуть!

«Ищите всюду! — Юлия кричала.
Отныне ваша низость мне ясна!
Как долго я терпела и молчала,
Такому зверю в жертву отдана!
Смириться попыталась я сначала!
Альфонсо! Я вам больше не жена!
Я не стерплю! Я говорю заранее!
И суд и право я найду в Испании!

Вы мне не муж, Альфонсо! Спору нет
Вам и названье это не пристало!
Подумайте! Вам трижды двадцать лет!
За пятьдесят — и то уже немало!
Вы грубостью попрали этикет!
Вы чести осквернили покрывало!
Вы негодяй, вы варвар, вы злодей,
Но вы жены не знаете своей!

Напрасно, вам доставить не желая
Ревнивого волненья, вопреки
Советам всех подруг, себе взяла я
Глухого старика в духовники!
Но даже он однажды, отпуская
Мои невинно-детские грехи,
С улыбкою сказал шутливо все же,
Что я на дам замужних не похожа!

Из юношей Севильи никого
Моим кортехо я не называла.
Что видела я в жизни? — Ничего!
Бои быков, балы да карнавалы!
Суровой честью нрава моего
Я всех моих поклонников пугала!
Сам граф О'Рилли мной отвергнут был,
Хоть он Алжир геройски покорил.

Не мне ль певец прославленный Каццани
Шесть месяцев романсы распевал
И не меня ль прекрасный граф Корньяни
Испанской добродетелью назвал?
У ног моих бывали англичане,
Граф Строганов к любви моей взывал,
Лорд Кофихаус, не вымолив пощады,
Убил себя вином в пылу досады!

А как в меня епископ был влюблен?
А герцог Айкр? А дон Фернандо Нуньсс?
Так вот каков удел покорных жен:
Нас оскорбляет бешеный безумец
К себе домой нахально, как в притон,
Приводит он ораву с грязных улиц!
Ну что же вы стоите? Может быть,
Жену вы пожелаете избить?

Так вот зачем вчера вы толковали,
Что будто уезжаете куда-то!
Я вижу, вы законника призвали:
Подлец молчит и смотрит виновато!
Такую массу глупостей едва ли
Придумали бы вы без адвоката!
Ему же не нужны ни вы, ни я,
Лишь низменная выгода своя!

Вы комнату отлично перерыли,
Быть может, он напишет протокол?
Не зря ж ему вы деньги заплатили!
Прошу вас, сударь, вот сюда, за стол!
А вы бы, дон Альфонсо, попросили,
Чтоб этот сброд из комнаты ушел:
Антонии, я вижу, стыдно тоже!
(Та всхлипнула: „Я наплюю им в рожи!“)

Ну что же вы стоите? Вот комод!
В камине можно спрятаться! В диване!
Для карлика и кресло подойдет!
Я больше говорить не в состоянье!
Я спать хочу! Уже четыре бьет!
В прихожей поискали бы! В чулане!
Найдете — не забудьте показать:
Я жажду это диво увидать!

Ну что ж, идальго? Ваши подозренья
Пока вы не успели подтвердить?
Скажите нам хотя бы в утешенье:
Кого вы здесь надеялись открыть?
Его происхожденье? Положенье?
Он молод и прекрасен, может быть?
Поскольку мне уж больше нет спасенья,
Я оправдаю ваши спасенья!

Надеюсь, что ему не пятьдесят?
Тогда бы вы не стали торопиться,
Свою жену ревнуя невпопад!..
Антония!! Подайте мне напиться!!
Я на отца похожа, говорят:
Испанке гордой плакать не годится!
Но чувствовала ль матушка моя,
Что извергу достанусь в жертву я!

Быть может, вас Антония смутила:
Вы видели — она спала со мной,
Когда я вашей банде дверь открыла!
Хотя бы из пристойности одной
На будущее я бы вас просила,
Когда обход свершаете ночной,
Немного подождать у этой двери
И дать одеться нам по крайней мере!

Я больше вам ни слова не скажу,
Но пусть мое молчанье вам покажет,
Как втайне я слезами исхожу,
Как тяжело печаль на сердце ляжет!
Я вашего поступка не сужу!
Настанет час — и совесть вам подскажет,
Как был он глуп, и жалок, и жесток!..
Антония! Подайте мне платок!..»

Она затихла, царственно бледна,
С глазами, пламеневшими мятежно,
Как небо в бурю. Темная волна
Ее волос, рассыпанных небрежно,
Ей затеняла щеки. Белизна
Ее атласных плеч казалась снежной.
Откинувшись в подушки, чуть дыша,
Она была как ангел хороша.

Синьор Альфонсо был весьма сконфужен.
Антония, по комнате носясь,
Косилась на осмеянного мужа,
Управиться с уборкой торопясь.
Отряд ревнивцев был обезоружен,
Их ловкая затея сорвалась;
Один лишь адвокат, лукавый малый,
Не удивлялся этому нимало.

Насмешливо приглядывался он
К Антонии, мелькавшей суетливо
В проступке был он твердо убежден
И ожидал довольно терпеливо,
Когда он будет вскрыт и подтвержден
Давно он знал, что искренне правдивы
Лишь наши лжесвидетели, когда
Владеют ими страх или нужда.

Но дон Альфонсо вид имел унылый
И подлинно достойный сожаленья,
Когда из нежных уст супруги милой
Выслушивал упреки и глумленья
Они его хлестали с дикой силой,
Как частый град равнины и селенья,
И он, улик не видя никаких,
Был обречен покорно слушать их!