Андрей Грицман - Вариации на тему. Избранные стихотворения и поэмы

На поезде римском мы поехали к Остии
на пляже размять эмигрантские кости.
Там жили всё лето ни шатко ни валко
в квартирке с балконом три юных весталки.

Мы прожили тихо на Via Margutta
полжизни и съехали солнечным утром.
Короткие вечные расставания
у лестницы в небо на Piazza di Spagna.

Рядом piazza, слева пицца,
напротив серые глаза.
После неизбывной смерти
погляди потом назад.

У излучины Тибра – карабинеры.
Первый седер. Тяжкие символы веры
прикрывают сердца и свисают с плеча.
Безносые цезари и химеры
бесстрастно молчат.

Пятница. Словно замкнувшийся круг.
Вечереет. Пиццы волнующий дух
обещает и ноздри тревожит.
Солнце низко. Прохожие всё же зайдут,
но всё реже, кто сможет.

Десять старцев.
Альцгeймеров полный синклит.
Колоннадой секретная служба стоит.
Опущены жалюзи к ночи.
Старуха бездомная у стены
на глазах растворяется,
видно, во сне
крестится и бормочет.

Тальц ы – стрельчатые конусы
на берегу ледяной Вселенной.
Атлантида Сибири.

Стрела Ангары.
Хлопок рассветного расстрела
в леднике века.

Бурятская охрана —
низкая косая сажень
в подземелье дискотеки.

Остров ампира в весенней грязи.
Собака лает, ветер носит.

Улан-Удэ, ундина в долине Ангары.
Донный дым гибели.
Энтропия любви, время игры.

Свечи мерцающих судеб
на обесснеженной равнине.
Скоро Тулун.

Тулун. Ледяные ямы сортира.
Медведь на цепи.
Газовый туман крытой тюрьмы.

Братская ГЭС.
Сатуновский глядит в пучину.
Скоро смена.

Азиатский оазис.
Тёмное дыхание
уставшей степи.
Деревянные идолы безымянны.

Бездонна бездомность.

Только багульник —
как треснувшее стекло времени.

Тёплые чаши душ,
плывущие в глуши похмелья.
Утренний глоток дыма падает в небо.

Побег на восток —
единственный путь на запад,
на запах, на слух, на вдох.
Медные звёзды в безучастном небе.

Города – осколки света во мхах.

Кромка стынущих рек
поздней весны востока.

Русский восток —
красный восход без исхода.

Стаи омуля, плывущие
в жертвенном дыме
на краю живого мира.

Могилы над Байкалом —
перископы святых.

Пейзаж Григорьева:
пятна снега,
пятна света
в проёме стены,
в куда-то, где-то.
Стоп-кадр души места.

Потный аквариум, грохот.
Сибирские наяды
извиваются в дискотеке.
Не смотри, козлёночком станешь.

В тени «Химпласта»
храм повис в небе.
Просторный запах свежей древесины.

Бурятские боги молчат в чаще.
Чаша неба с замёрзшей водой.

Байкал.
Стекло льда.
Звук дна.
Длань зимы над весной.
Снег сна.

«Сибирская корона», «Кроненбург».
Край тайги.
Тяжкий выдох «Химпласта».

Звон льдинок – выпускниц университета
им. Адмирала Колчака —
гаснет на закате судеб.

Здесь пацаны не пляшут. Тел извив,
хвосты из нежных торсов продавщиц.
Езжай домой, себя не погубив
в калейдоскопе их летящих лиц.
Немного странно: ретро из глубин
и тающие страсти до утра.
Сверкание опереточных имён.
Мутация, метеорит, искра.

Зима. «Тойота», снег почуя.
На верёвочке пляшет Евтушенко.

Весна, весна, и вправду весна.
Ну и что? Время разбрасывать кости.
Время таёжных цветов в гостиницах.

Кафе «Вернисаж», штабной вагон Реввоенсовета,
вросший в вечную мерзлоту ЮКОСА.

«Сибирская корона».
Летит пена к Ледовитому океану.

На озёрном зеркале – звёзды,
отражения душ,
полсуток тому уснувших
по ту сторону зеркала.

«Пломбир», «Байкал», «Памир»
в ларьке у метро «Парк культуры».
Далее везде.

Не жалею, но зову, а лучше
ты включи компьютер, посмотри,
ты меня в коробке чёрной прячешь,
не читая голубой курсив.

Но потом, когда меня не будет,
мы посмотрим, как ты запоёшь,
постоишь на ледяной дороге,
помолчишь… И мокрый снег жуёшь.

Вот вам изумлённая природа,
вот родной щербатый серп луны,
и звучит знакомая эклога —
лишь бы только не было войны.

Молодая, ты гранатомётна:
блузка от «Версаче», алый лак,
почему опять себя ты прячешь,
а всё лучше выглядишь с утра?

Без тебя всё равно всё не так,
всё не так, как вчера,
но и небо полюбишь любое,
и деревья стоят, как в колодце вода.
И пора со двора, и пора умирать,
а мы всё говорим про другое.

Он придёт – тот, другой,
и сойдёт по холодному трапу
в преисподнюю жизни или, наоборот,
чтобы Джиму дать доллар на лапу,
а потом погибать за народ.

Но ему не нужна твоя жертва,
пей страстей голубой лимонад,
я и сам люблю тебя, но больше —
перед сном холодный виноград.

Кто-то пишет, успевая к сроку,
золотые строки про всех нас,
кто-то утром вышел на дорогу,
собираясь на всю жизнь пропасть.

Хорошо в культурном Вавилоне
между двух зеленоватых рек
заглянуть к Роману или к Моне,
где солянкой дышит человек.

Он не глуп – толоконный лоб,
он не скуп, сидит в углу,
заказав на всех икру,
он по-своему не глуп.
А у Мани от «Армани»
золотой в мозгу шуруп.
Поутру, поутру, не сыграть ли в бу —
риме нам с крошкой Ру.
Вот – суд, вот – дзот,
а там – дот, дот. ру,
мы опять не ко двору.

Послушайте, ведь если люди выживают,
значит, это кому-нибудь нужно,
значит, кто-то хочет докурить по последней,
но слушайте: