Константэн Григорьев - Подборка стихов - часть первая

Опять продавать ей мешочки со смехом

В пустом переходе метро.

А жаль. Было в девушке что-то такое,

Что я осознать не успел...

Есть в девушках прочих, конечно, другое,

Но я это "что-то" хотел!

Так смейтесь, мешочки, как раньше смеялись,

Напомнив мне через года,

Что с ней мы расстались, мы с нею расстались,

Расстались уже навсегда!

И мне никогда не узнать, что с ней сталось,

И массу подобных вещей:

Как в том переходе она оказалась

И как ее звали вообще?

1997 год.

Роза.

За стихи мне девушка розу подарила.

Ах, спасибо, ангел мой! Как же это мило!

Нет, вы только вдумайтесь - это вправду было!

За стихи мне девушка розу подарила!

Я стоял-болтал в толпе, посредине зала.

Засверкало все кругом, а затем пропало.

Мы остались с ней одни в ледяной пустыне,

Где холодный лунный свет на торосах стынет.

"Это Вечность", - понял я, вздрогнул и очнулся.

И, как пьяный, розу взял, даже покачнулся.

Девушка во все глаза на меня смотрела.

Услыхал не сразу я, как толпа шумела.

Все вернулось на места - лица, краски, звуки,

Кто-то книгу мне пихал в занятые руки:

"Надпишите, Константэн!" - "Да, сейчас, конечно..."

Начинался так концерт, он прошел успешно.

Я счастливый шел домой, вспоминал: "Как мило!

Девушка мне - Боже мой! - розу подарила!"

1997 год.

Оленька (поэма-экспромт).

Мы с тобой слились в экстазе

И в безумьи сладких стонов

В эру пейджинговой связи

И мобильных телефонов.

Я приехал во Владимир

И в тебя влюбился, Оля.

Помнишь - к ночи город вымер?

Мы, принявши алкоголя,

Вдруг пошли гулять к обрыву,

От компании удрали;

Там мы дань воздали пиву...

Нас желанья раздирали!

Подо мной трещали сучья

И твое ласкал я тело:

Вся твоя натура сучья

Моего "дружка" хотела.

(Оля, если ты читаешь

это все, не обижайся!

Я ж - любя, ты понимаешь?

Ты читай и улыбайся).

Помнишь - там нам помешали?

А из мрамора ступени,

По которым в парк вбежали,

Их ты помнишь? ветви, тени?

В парке хоть луна светила.

На скамье, решив, что можно,

Ты "дружка" рукой схватила

И пожала осторожно.

И, закрыв глаза, держала,

Трепеща от возбужденья:

Плоть в руке твоей дрожала,

Раскаленная от тренья.

Но отдаться прямо в парке

Не решалась ты, однако.

Поднялись, пошли сквозь арки,

Где-то лаяла собака.

На квартире оказались

И легли в одной постели.

Наши ласки продолжались.

Как друг друга мы хотели!

Но пищал твой пейджер тонко

Тебя мама вызывала,

Волновалась за ребенка.

Ты звонить ей выбегала.

А потом вдруг оказалось,

Что сосед есть в комнатушке.

Очень ты его стеснялась

Он не спал на раскладушке,

Спьяну нам мычал советы

Мол, давайте, вас тут двое,

Я не в счет; святое это,

Ваше дело молодое.

Только утреннею ранью

Разрешилась эта смута

О, какой восторг за гранью!

О, волшебная минута!

Поднялся сосед и вышел,

На тебя я навалился...

Ах, восторг все выше, выше!

Ах - и вот он разрешился!

Сбилось на пол одеяло,

Было утро в птичьем гаме.

Подо мною ты лежала,

Обхватив меня ногами,

Улыбаясь благодарно,

Гладя мне живот и спину,

Глядя мне в глаза коварно...

Я был счастьем пьян в дымину!

Я мечтал об этом чуде

И боготворил, о, боги!

Твои маленькие груди,

Твои кудри, руки, ноги.

Запищал твой пейджер снова

И прочла ты сообщенье,

А потом мы бестолково

Одевались, и в смущеньи

Все прощались и прощались,

Шли на кухню, кофе пили,

Но потом мы возвращались

В комнату - и вновь любили.

Нам казалось - мало, мало,

Не уступим ни на йоту...

Ты, конечно, опоздала

В это утро на работу,

Я в Москву уехал, Оля,

И храню твою визитку.

Что ж, такая наша доля

Испытать разлуки пытку.

Но тебя я вспоминаю,

Мысленно веду беседу,

Как бы вновь тебя ласкаю...

Оля! Я к тебе приеду!

1997 год.

Послание коту моему Катрюшке.

"Я так бессмысленно-чудесен,

что Смысл склонился предо мной!"

Игорь Северянин, "Интродукции", 1918 год.

С утра я хмур, пью крепкий кофий,

А котик на меня глядит.

Кошачий взгляд - он как магнит,

Он выше всяких философий.

Взгляд не бессмысленный, о нет,

Но взгляд бессмысленно-чудесный.

Слова людские - вздор и бред

Пред этой тварью бессловесной.

По разуменью моему,

Мой котик не подвержен сплину.

"Ну, что глядишь?" - скажу ему,

а он зевнет и выгнет спину.

Я много книжек прочитал,

Сам написал стихов немало,

И что - счастливей, что ли, стал?

Что, жизнь осмысленнее стала?

А котик не читает книг,

В депрессию он не впадает:

Увидит муху - прыгнет вмиг,

И счастлив. Он ведь не страдает.

Поесть, поспать и поиграть,

И самочку покрыть весною

Вот смысл жизни. Меньше знать,

А больше жизнью жить самою!

И мы для этого живем,

В нас гедонизм - первооснова.

Все прочее есть ржавый лом,

Конструкции ума больного.

Я улыбнусь, допив свой кофий.

Тебя я, котик, видеть рад.

Воистину, твой, котик, взгляд

Превыше всяких философий.

1998 год.

Конец света.

Я - паук восьмидесятиглазый,

Черный и шерстистый, ростом с дом.

Как включу нагрудный мощный лазер,

Все вокруг меня горит огнем.

Нас таких немало. Мы упали

Из стального чрева корабля

И уничтожать живое стали

На планете с именем "Земля".

Жили тут до нас такие - "люди",

А теперь уж больше не живут.

Мы как дали залп из всех орудий

Вымерли они за пять минут.

Мы же стали быстро размножаться:

Самки клали яйца на ходу.

Стали по планете разбегаться

В памятном трехтысячном году.

Центр дал заданье - все постройки

Быстренько снести, сравнять с землей,

Испарить возникшие помойки

Лазером. Я, клацая клешней,

Бегаю по улочкам московским,

Все сношу и дико верещу,

Но, ведом инстинктом пауковским,

Между делом самочек ищу.

Очень устаю после работы,

Вечером в пещеру прихожу

Прежде чем уснуть, поем чего-то,

А потом в аквариум гляжу.

Плавают в воде, искрятся рыбки...

Странно. Я их как-то полюбил.

А еще играю я на скрипке

Сам себе, представьте, смастерил.

Я вообще мечтатель-многоножка:

Паутину лучше всех плету

И еще стихи пишу немножко

Все про самок и про красоту.

Ночь пройдет - и снова на работу.

Братья верещат: "Привет, привет!"

Мы уже готовимся к прилету

Короля. Москвы уж больше нет.

Кое-что расчистить нам осталось

Кремль и все соборы испарить.

Это - ерунда, такая малость...

Мне бы с Королем поговорить!

Вот и ночь. Все сожжены излишки,

Стелется повсюду едкий дым.

Мы, и наши самки, и детишки,

Все на Красной площади сидим.

Мы сидим, мохнатые громады,