Роберт Фрост - Неизбранная дорога

Что ушел - не грустите,
Не моя тут вина,
Мне грехи отпустите
За стаканом вина.

Не от божьего гнева
Я спасаюсь, друзья,
Как Адам или Ева, -
Сам себе я судья.

Не из райского сада
Ухожу я во тьму.
Возвращать мне не надо
Ничего - никому.

Если нынче я вышел,
Не дождавшись утра,
Значит, песню я слышал:
"Мне в дорогу пора!"

Но вернусь я, поверьте,
Если что не по мне,
После жизни и смерти
Умудренный вдвойне.

Тем, кто когда-то жил
И кто дорогу эту
С годами проложил,
Бродя по белу свету,
Я верность берегу -
Пред ними я в долгу.

Они ушли вперед
Дорогою иною:
Коней не повернет
Никто теперь за мною,
Не оттеснит с пути,
Не крикнет: "Пропусти!"

И я один иду
По стершемуся следу,
С деревьями веду
Неслышную беседу:
"Листвой обожжены,
Дороги чуть видны".

А солнце все тусклей,
И скоро белым станет
Цветной покров полей,
Но лист резной проглянет
На тропках, под сквозной,
Шуршащей белизной.

От зимних холодов
Я закрываю двери,
Нет на снегу следов,
И лишь лесные звери -
Лиса и мышь - зимой
След продолжают мой.

Он не беглец уклончивый, пугливый.
С оглядкой он не шел, не спотыкался.
Не позади опасность, а с ним рядом,
По обе стороны, и потому
Порой извилист путь его прямой.
Он устремлен вперед. Ведь он искатель.
Такого же искателя он ищет,
Который ищет вдалеке другого
И в нем себе подобного находит.
Вся жизнь его - искание исканий.
Он будущее видит в настоящем.
Он весь - цепь бесконечная стремлений.

Страшна калифорнийская сиерра:
Ребенком как-то в горы я забрел,
И на меня набросился орел
Почти невероятного размера.

Но не схватил, - в чем тут вина моя?
Мне смысл подобных знамений неведом.
Отец сказал: не быть мне Ганимедом,
Мол, птицей царственной отвергнут я.

Признать, что мне не по плечу работа
Буфетчика! - я злюсь с тех самых пор,
Когда вокруг меня заводят спор,
Что я не подошел бы для чего-то.

Наш фонарь погас на ветру,
Ну а темень - ни зги в полушаге:
Сквозь зловещий бескрайний лес
Мы на шаткой плелись колымаге.

Вдруг какой-то возник человек
Меж деревьев и, глянув недобро,
Лошадь нашу схватил под уздцы
И железо вонзил ей под ребра.

Тяжко рухнул упряжный конь,
Глухо в землю вдавились колеса,
Ветер в чаще завыл, и ночь
Отозвалась хриплоголосо.

Мы безропотны - ты и я, -
Мы не скажем против ни слова,
Да и глупо не видеть вокруг
Ничего, кроме умысла злого.

Видно, так ему повелел
Некто высший, неумолимый,
Чтобы весь остаток пути
Непременно пешком прошли мы.

Меня нисколько не тревожит,
Что до сих пор не уничтожит
Никто такую вещь, как Зло:
Что бы с Добром произошло,
Не будь на свете Зла? - едва ли
Они бы просуществовали,
Не различаясь меж собой,
И потому из нас любой,
Мозгами пораскинув, видит,
Что любит он, что ненавидит.
Возлюбим ближних, как себя,
Возненавидим их, любя,
Как и себя, - вот мудрость пифий,
Сокрытая в дельфийском мифе,
Но в том и трудность вся, пойми! -
С тех пор как стали мы людьми,
С тех пор как плод запретный съеден,
Мозги - наш бог. Так чем же вреден
(Вы спросите) желудок нам?
Готов признаться, что я сам,
Желудок путая нередко
С мозгами, был осмеян едко
И поваром, и мясником,
И книгой с толстым корешком,
Но не за счет мозгов, бывало,
Сходил за интеллектуала.

Whose woods these are I think I know.
His house is in the village though;
He will not see me stopping here
To watch his woods fill up with snow.

My little horse must think it queer
To stop without a farmhouse near
Between the woods and frozen lake
The darkest evening of the year.

He gives harness bells a shake
To ask if there is some mistake.
The only other sound's the sweep
Of easy wind and downy flake.

The woods are lovely, dark and deep,
But I have promises to keep,
And miles to go before I sleep,
And miles to go before I sleep.

Я понял, чьи это леса кругом:
У их хозяина - в деревне дом,
И не увидит он, что я гляжу,
Как заметает их снежком...

Лошадке странно: зачем среди тьмы
В пути остановились мы
Между замерзшим озером и лесом,
В самый темный вечер зимы.

Она, бубенчиками звеня,
Встряхнулась, словно спросив меня,
Зачем мы тут и что нам надо,
Где только снег - и ни огня.

Лес чуден, темен - глянь в глубину.
Но прежде я все долги верну...
И много миль, пока я усну,
Так много миль, пока я усну...

Чей это лес, не знаю я:
Вокруг ни дыма, ни жилья.
На лес, на темный небосвод
Смотрю, дыханье затая.

Моя лошадка не поймет,
Чего ее хозяин ждет
Среди озер в краю глухом,
Где только снег, где только лед.

Она тряхнула бубенцом:
Быть может, путь нам незнаком?
В ответ притихший ветерок
Пошевелился за кустом.

Хоть лес красив, дремуч, высок,
Но ждут меня сегодня в срок,
А до ночлега путь далек,
А до ночлега путь далек.

Я опознал, чей это бор,
Но вряд ли он покинет двор,
Чтобы следить, как я в лесу
Его снегами тешу взор.

Моя лошадка смущена:
Зачем осажена она
От озера невдалеке,
Где лес один да тьма одна?

На сбруе бубенец звенит:
"Окончен путь или забыт?"
В ответ вздыхает ветерок
Да снег летит, да снег летит.

Как лес манящ, глубок, хорош!
Но сам себя не проведешь:
Пройдешь весь путь - тогда уснешь.
Пройдешь весь путь - тогда уснешь.

Мне кажется, я знаю чей
Огромный лес, но из своей
Глуши он вряд ли различает
Меня и след моих саней.

Мою лошадку удивляет,
Что нас к жилью не приближает
Наш путь: меж лесом и прудом
Замерзшим мрак нас настигает.

Она тряхнула бубенцом,
Мол, все ли так, туда ль идем.
И вновь беззвучна тишина.
Лишь ветер ходит подо льдом.