Расул Гамзатов - Год моего рождения

Скоро ножками в поле
Пойдет Али.
Скоро речку в ладошки
Возьмет Али.

Солнце доброе днем
Над тобой, Али!
И покров голубой
Над тобой, Али!

По ночам тишина
И луна, Али!
И сиянья полна
Вышина, Али!

На дворе скоро май,
Посмотри, Али!
Баю-бай, засыпай
До зари, Али!»

Я успокаивался, засыпая.
Мои печали уходили прочь,
Но, чтобы спал я, мать моя больная
Над колыбелью не спала всю ночь.

Как нелегка ты, доля бедных женщин!
Но эта доля тяжела вдвойне.
Коль малыши один другою меньше,
А их отец-кормилец на войне;

И дети плачут, просят есть упрямо,
И хлеба нет ни крошки, как назло.
Прости меня!
Я понимаю, мама,
Тебе тогда так было тяжело!
Но я тогда смеялся из пеленок,
Беспечный мальчик, маленький ягненок!

Прости, но так уж повелось на свете
У живших и у тех, кто будет жить:
Всегда в долгу пред матерями дети,
В долгу, которого не оплатить.

Ни весна,
Ни дорогие лица
Матери не снились в этот раз,
Потому что ничего не снится
Тем, кто вовсе не смыкает глаз.

Тихо, чтоб никто ее не слышал,
Мама до рассвета поднялась,
При коптилке в доме убралась,
Каменным катком сровняла крышу,

И ушла, и принесла в хурджине
Фунта два одолженной муки,
И в забывшем о тепле камине
Вдруг затрепетали угольки.

Все помыто, перемыто снова…
Медленно движение минут.
Что за праздник нынче и какого
В этот дом сегодня гостя ждут?

Мама вышла из дому со мною.
Ветер ей косынку отвернул,
А вокруг — да что ж это такое? —
Высыпал на крыши весь аул.

Всем забраться хочется повыше,
Чтоб дорогу лучше увидать…
С нашей возвышающейся крыши
Даль как на ладони видит мать.

Там уже поблекшие долины,
Там деревья голы, как рога,
Там высоких гор верблюжьи спины
И потоков горных берега.

Там, как волки, вгрызшиеся в стадо,
Злятся волны бешеной реки,
Там со львиной гривой водопады,
С птичьими глазами родники.

Там дорога между скал отвесных
Словно вытекает из камней.
Там из-за бугра выходит песня,
На версту опередив людей.

«Бегали враги от нас,
Бегали враги не раз,
Прятались в расщелины и пади.
Как блестят у нас клинки,
Увидали беляки,
Если бы глаза их были сзади!

Турки белякам сродни.
Посвист наших пуль они
Услыхали б в жаркий час атаки,
Если б полчаса назад
От снарядов и гранат
Не оглохли б храбрые вояки!

Англичане шли на нас,
Да в земле лежат сейчас,
Так что и костей не сыщешь даже.
Ну а кто сумел уйти,
Как отдышится с пути,
Обо всем пусть королю расскажет!

Мы в поход на банды шли.
Грохот взрывов, дрожь земли
Атаманы долго б не забыли.
Клич «ура», огонь и дым
В головы запал бы им,
Если бы голов мы не срубили!»

Башлыки на всадниках сверкают,
Разноцветные, коням под масть.
Вот папаха к небесам взлетает.
Чтоб уже простреленной упасть.
И пальбу приветственную гулом
Повторяют скалы над аулом.
Над аульскими домами плавно
Дым встает из очагов и плит…
Лишь в одном дому закрыты ставни,
Там очаг сегодня не дымит.

Непричесана и неумыта,
В доме том сидит жена врага.
Слоем жира старого покрыты
Каменные плиты очага.

Почему же камни в старой саже?
Почему остыли?
Ведь они
Шашлыком и пловом пахли даже
В самые непраздничные дни.

Что же не выходишь ты, соседка,
Голову покрыв свою чохто,
Ты давно ли стала домоседкой?
Что тебя не радует ничто?

Что ты не разводишь тары-бары,
Не покажешь всем обнов своих?
Что же ты, Бека, жена Жахбара,
Не встречаешь всадников лихих?
Посмотри, они уже в ауле,
Вот они слезают с лошадей,
Вот уже и жены к ним прильнули,
Воины целуют матерей.

Вот они детей целуют, видишь?
Выходи, Жахбарова жена.
Нет, ты не выходишь и не выйдешь,
Ты в своем дому сидишь одна.

В очаге, где шаришь ты руками,
Ни огня, ни дыма — ничего.
Там покрытый слоем жира камень,
Точно камень сердца твоего.

Мать моя стояла и стояла
Возле дома.
Среди серых глыб.
Солнце, покидая наши скалы,
Медленно катилось за Гуниб.
Но отец не отворил ворота
И к черкеске не прижал меня…
Во дворе пустынно, никого там
Нету — ни джигита, ни коня.
Где ж отец наш?
За ворота глядя,
Утирает мама капли слез.
Почему не возвратился дядя?
Почему подарков не привез?
Как же это вышло?
Неужели
Нас обманывали целый год
Песни, спетые у колыбели,
Сны, что снились ночи напролет?

Чей-то конь проходит, спотыкаясь,
Стремена стучат ему в бока,
Вот кого-то в бурке, пригибаясь,
Пронесли джигиты на руках.

Как страшны овалы синих впадин!
Что с твоею буйной головой?
Значит, брат отца, любимый дядя,
Вот как возвратился ты домой!

По какому горскому закону
Человек одной с тобой семьи
С давней злобой, в сердце затаенной,
Выследил в ночи шаги твои?

Нет, не кровник, давний и суровый,
Угрожавший гибелью тебе, —
Твой убийца — родич твой по крови,
Твой убийца — враг твой по борьбе.

Это не законы шариата,
А законы класса
Всех людей
Разделили на врагов заклятых
И на самых преданных друзей.

Кто еще там, в саклях и на крышах!
Подходите, земляки, сюда!
Правду вы должны сейчас услышать
И ее запомнить навсегда!

Ты, Жахбар, запрятавшись за камень,
Целил в родственника своего!
Ты убил за то, что жил годами,
Угнетая и давя его!

И за то, что он все дни недели
Шел, сгибаясь над твоей сохой,
Чтобы ты до полдня спал в постели
Со своей дебелою Бекой;

И за то, что он — батрак и нищий —
Гнал твои стада издалека,
Чтобы по густым твоим усищам
Растекалось сало шашлыка;

И за то, что ветры из России
Из-за гор подули в наш аул,
И за то, что твой батрак впервые
На тебя с презрением взглянул;

И за то, что меж ущелий диких
Он отряд аульский вел в горах
С гордым именем вождей великих,
С кличем партизанским на устах;

И за то, что по тропинкам скрытым
Шел отряд, сметая рубежи
Лучших войск халиловских бандитов
И наемников Узун-ходжи.

Да, Жахбар,
ты мастер целить в спину,
Злобный, не забывший ничего,
С новым иностранным карабином
Выследил ты дядю моего.