Расул Гамзатов - Год моего рождения

Ягненком, угодившим в волчьи зубы,
Аул, в горах зажатый, смотрит вниз,
Как хрупкое гнездо на скалах грубых,
Над пропастью мой дом родной повис.

Вот здесь мне было суждено родиться.
Был сделан знак на косяке дверей.
И так открылась первая страница,
Страница биографии моей.

Я родился у бедной дагестанки
В труднейший год из всех голодных лет,
Когда семья вставала спозаранку,
Чтоб нащипать травинок на обед;

Когда холодный ветер жег до боли,
В наш дом врывался, как хозяин злой,
Клочок земли, что назывался полем,
Был весь покрыт голодной саранчой.

В те дни у коммунаров на рубахах
Алели пятна — знаки свежих ран,
В те дни в лесах Гуниба и Ахваха
Шли в смертный бой отряды партизан.

Шакалья стая, позабыв о страхе,
У стен аула сумерек ждала,
И поутру в чалме поверх папахи
В ауле появлялся наш мулла.

С мясистых губ облизывая сало,
Лениво, монотонно, как сквозь сон,
Голодным людям, хмурым и усталым,
Повествовал о вечном братстве он.

И говорил он, пальцем крючковатым
Стуча в Коран, в тисненый переплет:
«К тем, кто спиною встанет к газавату,
Всевышний тоже спину повернет!»

А по ночам в кругу аульской знати
Мулла, подвыпив, тосты возглашал,
И плач детей соседских, как проклятье,
Врываясь в дом, веселью не мешал.
Но для аула этот плач намного
Был убедительней велений бога.

И верили не кадиям, а детям,
Камням могильным у больших дорог,
Где каждый мертвый был живой свидетель
Того, что лгут и кадий наш, и бог.

У нас в селении персидский шах
Справлял пиры на детских черепах.
У нас в ауле многим горцам с плеч
Снял головы кривой турецкий меч.

Владыки жгли страну мою родную,
Мой край для них лишь рогом был вина, —
Пьяня врагов, ходил он вкруговую,
И каждый осушал его до дна.

И каждый, кровожадный и упрямый.
Пред тем как повернуть стопы назад,
Шел по стране со знаменем ислама,
С огнем, с мечом и кличем: «Газават!»

И всякие священные законы
Нам кадии читали вновь и вновь.
Коран, что запрещает пить вино нам,
Несли нам те, кто пил людскую кровь.

С Кораном, что курить нам запрещает,
Они сжигали все дома подряд,
С Кораном, говорящим нам о рае,
Селенья наши превращали в ад.

Коран твердит:
«Пред тем, как петь о боге,
Ты омовенье соверши скорей».
И эти люди омывали ноги
Слезами вдов, слезами их детей.

Уйди же, кадий, нет тебе поживы,
Святой Коран людей не убедит!
Нас не обманешь проповедью лживой,
Бедняк давно уже речами сыт!

И в волны битвы, правой и жестокой,
Вливаются отряды аульчан…
Так маленькие реки и потоки,
Соединясь, впадают в океан.

Когда я родился, вина не пили
И сразу имени не дали мне.
Отец в горах сражался на войне,
И торжество на время отложили…

Нет, не стреляли в честь меня джигиты,
Не собрались,
Не спели ничего,
Но мой отец в тот день стрелял в бандитов, —
Быть может, в честь рожденья моего.

Никто не покупал мне погремушек,
Не баловал, гостинцев не дарил.
Лишь через месяц под мою подушку
Кинжал дубовый кто-то положил.

Там было имя буквами большими
Написано отцом, что был вдали.
Но почему ж мне дали это имя?
У нас в роду ведь не было Али.

Я именем своим всегда гордился.
Так был отцом я назван в честь бойца,
Который умер на руках отца,
Узнавшего в тот день, что я родился.

И потянулись дни цепочкой длинной,
И горе заходило за порог
Жилья, где пол — земля, где стены — глина,
Где каменные плиты — потолок,

Где пауки сплетали паутину
И тараканы заползали в щель,
Где ветер сквозь оконную холстину
Влетал, мою качая колыбель.

Где над ребенком в этой колыбели
Всегда одни и те же песни пели.
И эти песни женщин наших гор
Я все дословно помню до сих пор.

«Где бродил, где ходил,
Дингир-Дангарчу?»

«В лес ходил, там бродил
Дингир-Дангарчу!»

«Для чего ты там был,
Дингир-Дангарчу?»

«Там деревья валил
Дингир-Дангарчу!»

«Ты в уме ли своем,
Дингир-Дангарчу?»

«Я хочу строить дом
Дингир-Дангарчу!

В доме будет жена
Дингир-Дангарчу!»

«А жена для чего
Дингир-Дангарчу?»

«Чтобы сына дала мне.
Я сына хочу!»

«А зачем тебе сын,
Дингир-Дангарчу?»

«Чтоб он был веселей
И задорнее всех;
Чтобы сын мой смеялся
И плакал сквозь смех,

Чтоб лезгинку плясал
На парче седла;
Чтобы к звездам взлетал
На спине орла;

Чтобы рыбу со дна
Доставал рукой;
Чтоб до дна рог вина
Осушал большой;

Чтобы птицу, что гордо
Летит в высоту,
Останавливал свистом
Своим на лету;

Чтоб перо вырывал
Из ее крыла;
Чтоб стихи им писал
Про свои дела;

Чтоб он песню сложил
Золотой весной;
Чтоб аулы будил
Молодой зурной;

Чтоб высушивал реки
Дыханьем одним
И ударами скалы
Развеивал в дым;

Чтоб в лугах, чтоб в горах
Проложил пути —
Там, где туры и те
Не могут пройти;

Чтоб потом беспрестанно
Мечтал он о той,
Что когда-нибудь станет
Его женой;

Чтоб сиял самый лучший
На ней наряд;
Чтобы праздновать свадьбу
Сто дней подряд;

Чтоб потом подарила
Она молодца,
И на деда похожего
И на отца.

Для всего вот для этого
Я и хочу.
Чтоб росли сыновья
Дингир-Дангарчу!»

Над колыбелью хорошо поется.
Баюкали и обещали мне,
Что скоро мои отец вернется,
Что дядя мой прискачет на коне.

Они приедут в день из лучших лучший
И привезут подарки для меня,
Отец меня посадит на коня,
Стрелять научит и рубить научит.

Мне пели:
«Выйдет из тебя джигит,
Что всех врагов в сраженье победит.

В нашем крае весна,
Посмотри, Али!
Сходит с гор седина,
Посмотри, Али!

Зажурчали вдали
Ручейки, Али!
И фиалки зажгли
Огоньки, Али!

Птицы в гнезда вернулись,
Послушай, Али!
Медвежата проснулись,
Послушай, Али!