Игорь Чиннов - Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

Говорила Муза:
Многим ты
Любовался: морем, розой, птицей.
Красота… За нежные цветы
Думаешь над бездной уцепиться?

Не спасешься. Бездна — суждена.
Но пока — из чувства и — искусства
Приготовь-ка сладкого вина,
От которого приятно-грустно.

Ты узнал «на жизненном пути»,
Что бывают в мире диссонансы.
Что ж? и диссонансы преврати
В нежно-элегические стансы.

Да, не без иронии порой,
Звуками и красками играя,
Утешай поэзией-игрой,
Радужной сонатой полурая.

О прекрасном, нежном — о любви,
О весне — ведь не одни печали —
Напиши нежнее, назови
Книжку сладко-сладко: «Пасторали».

Был южный сад. И птицы – самоцветы,
Как фейерверк, как пышные ракеты,
Почти затмив закаты и рассветы,

Сияли. Я залюбовался пиром –
Рубином, изумрудом и сапфиром,
Живым, живым, но непонятным миром.

И всё кричал пернатый царь – с восточной
Гортанностью, — стоявший одиночкой,
Лазурно-желтый, с черной оторочкой.

А птичка розовато-голубая,
Головкой утвердительно кивая,
Твердила, что она — из Уругвая.

Я отвечал: я тоже издалёка,
Из края, где береза и сорока
И снег лежит широко и глубоко;

Но в край иной придется удалиться
И надо поскорее насладиться
Игрою красок, маленькая птица.

Может быть, навек запечатлеется
Впечатление и настроение
Вечера, когда снежок белеется;

Передать бы тихое спокойствие:
Кажется, и шевельнуться лень, и я
Медленно слежу за тенью двойственной.

Тихо так, что вечер вроде вечности.
Но кусты, еще вчера осенние,
В инее до самой тонкой веточки.

Дождь прошел вчера, но эта лужица,
На которой возникаю тенью я,
Поутру обледенеет, сузится.

В этом парке тихо удивительно.
Статуя белеет привидением —
Или, может, Ангелом-Хранителем?

Сохрани меня. Далеким вечером
Кто-то будет жить моим мгновением,
В этих вот словах увековеченным.

Голубоваты, чуть сиреневаты
Большие комья царственных гортензий.
Крылатый мальчик держит пышный вензель,
И пестрый голубь – ангел Фра Беато.

Забудем в полдень, птичий и пчелиный,
О бедности, о смерти и болезнях,
Смотря на праздник солнечный глициний,
На пальцы рук богининых прелестных.

И в яркой мгле пруда пылают рыбы,
Как листья купины неопалимой.
А там, в аллеях, розовые дымы,
Как отсвет горнего Ерусалима.

Да, милый друг, почти осанна в вышних!
Почти простить, благословить готов
В сиянье солнечных, могуче-пышных
Июльских олеандровых садов.

Каждый листик надеется стать соловьем,
И минуты хотят опадать лепестками.
Персик, розовый персик — летать снегирем,
Валуны — вдалеке проплывать облаками.

Хочет елка быть Ладою древних князей,
Ярославной в Путивле за мужа молиться,
И хотелось бы маленькой детской слезе
Стать жемчужиной дивной на шее царицы.

Хочет вечер безлунный стать «Песней без слов»,
И цикады мечтают: они — Геспериды.
О, волшебник Искусство! Лишь несколько слов
И Плеядами станут земные акриды.

И колючки на розе — лучами. О да!
Посмотри: только несколько жестов артиста,
И морская звезда — Голубая звезда,
И медуза, как чайная роза, душиста.

Сердце сожмется – испуганный ежик –
В жарких ладонях невидимых Божьих.

Ниточка жизни – лесной паутинкой,
Летней росинкой, слезинкой, потинкой.

Листья в прожилках, как темные руки.
Время грибное, начало разлуки.

Лично известный и лесу, и Богу,
Листик летит воробьем на дорогу.

Вот и припал, как порой говорится,
К лону родному, к родимой землице.

Крыша, гнездо. И стоит, будто аист,
Время твое, улететь собираясь.

Скоро в ладонях невидимых Божьих
Сердце сожмется — испуганный ежик.

На окраине города, ночью, в Европе…
Одиссей из России, — вернись к Пенелопе!

Огоньками большой неукрашенной елки
В темной комнате — кажутся звезды. И смолкли

Порыванья дождя над волненьем канала —
Точно русская роща шуметь перестала.

Тянет сыростью, вечностью, ночью, забвеньем
С неподвижных полей. Друг мой, чем мы заменим

На короткое время те русские церкви
(Точно тонкие свечи под ветром померкли),

Потемневший Детинец над темной рекою,
Углич в синем снегу, отошедший к покою,

Крестный ход, огоньки у Бориса и Глеба,
Темный запах овчины, и дыма, и хлеба?

О да, по той простой причине,
Что солнце заливало дом,
Что даже галка на рябине
Сидела солнечным пятном,

Что понемногу вечерело,
Что тени делались длинней,
Но отблеск был на даче белой
С тобою проведенных дней.

О да, по той простой причине,
Что ветер был совсем ночной,
Что стало поздно, тихо, сине,
Что было прошлое со мной,

Что сердце накопило жалость,
Пока звенели провода,
Пока в заливе отражалась
Тебе светившая звезда.

Уже летают предсмертные птицы,
И машет страусовым пером
Огромная черная колесница,
Но мы играем и живем.

О, так беспечно и небрежно,
Так легкомысленно и светло,
О, так прекрасно, прелестно и нежно
Твое последнее тепло!

Наверно, отплытие отложат —
Нам неохота отплывать, —
И черный парус вернется, быть может,
Без нас в сереющую гладь.