Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Ты сбрось главу Арджаспа со стены,
И пусть их души будут сражены!»

И в степь он выехал во мгле тумана,
Как слон, вломился он в ряды Турана.

Сто шестьдесят за ним отважных шли
И гибель и смятение несли.

Достигли стана… Радостен и светел,
Воителя Пшутан премудрый встретил.

И кто опишет войска торжество
Перед царем и доблестью его!

Когда, как царь с серебряного трона,
Сошло светило ночи с небосклона,

Раздался с башни клич богатырей:
«Живет Гуштасп, великий царь царей!

Цветет Исфандиар непобедимый!
Луною, небом и судьбой хранимый!

Святой закон мечом он защитил,
Туранцам за Лухраспа отомстил!

Арджаспа он железом обезглавил,
Гуштаспа возвеличил и прославил!»

Смутились тюрки, слыша этот крик,
Не ведая — откуда он возник?

От клича, что над полем разносился,
Тревогой дух Кахрама омрачился.

И Андарману, брату, он сказал:
«Не распознаешь ночью, кто кричал.

Что скажешь? Что-то будет нынче с нами?
Мы всё с тобой должны разведать сами!

Иль это пьяной стражи озорство
У изголовья шаха самого?

Какая дерзость у простого люда!
Но этим крикунам придется худо.

Всех надо, как изменников, казнить
И преданною стражей заменить!

Так поспешим! И коль застанем дома
Врагов, что ищут нашего разгрома,—

Мы по-турански их возьмем в зажим,
Мы черепа им сталью размозжим!»

Все громче голоса во тьме звучали,
И на стене, и на холме звучали,

Они со всех сторон теперь неслись.
И души тюрков страху поддались.

Войска роптали: «Голосов так много,
Что только в крепость нам теперь дорога.

Вернемся, братья, дом наш защитим.
Запремся, всем врагам отпор дадим».

Кахрама сердце ужасом сжималось,
Лицо его страданьем искажалось.

Сказал он людям: «За царя, за вас,
О воины, в тревоге я сейчас!

Теперь в укрытье отступить нам надо,
А Руиндиж надежная ограда».

И вспять, подобные морским волнам,
Туранцы устремились к воротам.

Но гнал Исфандиар их по пятам,
Удары нанося то здесь, то там.

Вот вскачь Кахрам достиг ворот, и что же —
Врагов и в воротах он видит тоже.

Сказал мужам: «Принять придется бой,
И пусть судьба пошлет исход любой.

Вы, в ком бестрепетны сердца живые,
Все за мечи беритесь боевые!»

Когда в глаза им глянула судьба,
Отважным стала тягостна борьба.

И щит о щит, и меч о меч схватились.
И до утра два славных войска бились.

Но утренней зари блестнул венец,
Турана славе наступил конец.

В сиянье раннем алого востока
Сава явился на стене высокой.

И голову убитого царя —
Арджаспа, гордого богатыря,—

Он кинул вниз. Лишь это увидали,
Сражаться вдруг туранцы перестали.

Ряды смешались, громко голося,
И стон и плач великий начался.

Два царских сына, две его опоры,
Рыдая, содрогались, словно горы.

Так неожиданно беда пришла,
Что души сильных пламенем сожгла.

Взывало войско: «Доблестный воитель,
Наш полководец, лев и повелитель!

Кем ты в ночи предательски сражен?
Убийца твой — да будет проклят он!

Кто управлять в походах будет нами?
Кто на стене твое подымет знамя?

Коль мы лишились нашего отца,
Не будет пусть ни войска ни венца!»

Халлух, Тараз отчаяньем вскипели,
Все души жаждой смерти пламенели.

И яростной, неистовой толпой,
Ища конца, они рванулись в бой.

В широком поле брань возобновилась,
И тучей пыли небо омрачилось.

Тела убитых грудами легли
На окровавленной груди земли.

Повсюду — смерть, стенания и муки,
Отрубленные головы и руки.

Над степью черная нависла мгла.
Кровь у ворот потоками текла.

Когда Исфандиар ворвался в сечу,
Кахрам погнал коня ему навстречу.

И сшиблись, затрещали их щиты.
Они слились в одно — сказал бы ты.

Исфандиар за пояс взял Кахрама,
Сорвал с седла и вверх подъял Кахрама.

И гневно грянул об землю его
Под клич победный войска своего.

Арканами Кахрама тут скрутили,
В обоз полуживого утащили.

Без полководца, словно горсть песка,
Рассыпались туранские войска.

Как листья под ударами метели,
Под вихрем смерти головы летели.

Над полем воздух гибелью дышал…
Тот все терял, другой — все забирал.

Повсюду шлемы, головы валялись.
О трупы кони храбрых спотыкались.

Кто день грядущий видит? Кто прочтет
То, что от нас скрывает небосвод? [46] То, что от нас скрывает небосвод?… — По представлениям, господствовавшим в древнем и средневековом Иране, небосвод (или судьба) заранее предопределяет все деяния людей, но не раскрывает им своей тайны. Даром предвидения обладают лишь звездочеты и мудрецы-мобеды.

Немногих тюрков скакуны лихие
В пески умчали за холмы глухие.

А те, кому не удалось уйти,
От смерти не могли себя спасти.

Простые степняки в живых остались,
Что за людей у знатных не считались.

А воины, в отчаянье, в слезах,
Щиты и шлемы побросали в прах.

Молили: «Пощади нас, справедливый!»
И были их глаза как день дождливый.

Но в мести был безжалостен и яр
Кровь проливающий Исфандиар.

Всех всадников воинственных убил он.
Ни одного вельможу не простил он.

Не стало в Руиндиже никого,
Кто б отстоял достоинство его.

Убитым поле битвы царь оставил,
В стан воротился, вечного прославил.

Две виселицы у ворот градских,
Две черные петли свисают с них.

Там за ноги двух сыновей Арджаспа
Повесил царь — в отмщенье за Лухраспа.

Туранскую рассеянную рать
Велел он догонять и избивать.

Богатырей уничтоженью предал,
Туран огню и разоренью предал.