Хаким Фирдоуси - Шах-наме

Знай — я Хаджир. О юноша незрелый,
Я отсеку главу твою от тела

И Кей-Кавусу в дар ее пошлю.
Я труп твой под копыта повалю».

Сухраб в ответ Хаджиру рассмеялся,
И за копье свое стальное взялся.

И сшиблись, и в поднявшейся пыли
Едва друг друга различить могли.

Как молния, летящая по тучам,
Летел Сухраб на скакуне могучем.

Хаджир ударил, но огромный щит
Сухраба все же не был им пробит.

Тут на врага Сухраб занес десницу,
Копьем его ударил в поясницу.

Упал Хаджир, как будто бы с седла
Его внезапно буря сорвала;

Упал, как глыба горного обвала.
Так, что душа его затрепетала.

Сошел Сухраб, коленом придавил
Хаджиру грудь, кинжал свой обнажил.

Хаджир, увидя — льву попал он в когти,
Молил пощады, опершись на локти.

Могучий пощадил его Сухраб,
И в плен был взят Хаджир им, словно раб.

Связал он побежденного арканом,
Велел ему предстать перед Хуманом.

Хуман все видел. Был он потрясен
Тем, что Хаджир так быстро побежден.

Со стен за поединком наблюдали.
И в крепости вопили и рыдали,

Что пал с коня и в плен попал Хаджир —
Воитель, славой наполнявший мир.

Дочь Гуждахамова Гурдафарид,
Увидев, что Хаджир бесславно сбит,

От горя в исступленье застонала
И яростью и гневом запылала.

Хоть юной девушкой была она,
Как витязя, влекла ее война.

Грозна в бою, чужда душою мира,
Увидя поражение Хаджира,

Она такой вдруг ощутила стыд,
Что потемнели лепестки ланит.

Воительница медлить не хотела,
Кольчугу, налокотники надела

И, косы уложивши над челом,
Их под булатный спрятала шелом.

Как грозный всадник, дева красовалась
На скакуне: как вихрь, она помчалась,

И пыль над степью облаком взвила,
И так к войскам Турана воззвала:

«Кто в верховом бою у вас искусен?
Кто вождь у вас? Смелей выходит пусть он!

Пусть доведется испытать киту
Моих ударов мощь и быстроту!»

Смотри: никто из воинов Турана
Не вышел с ней на бой в простор майдана.

Ее Сухраб увидел издали,
Как в облаке, летящую в пыли.

Сказал он: «Вот еще онагр несется!..
В петлю мою сейчас он попадется!»

Кольчугу он и чинский шлем надел,
Навстречу ей, как ветер, полетел.

Гурдафарид свой лук тугой схватила
И молнией стрелу в него пустила.

Когда стрелу пускала в высоту,
Она орла сбивала на лету.

Хоть стрелы вихрем с тетивы летели,
Они задеть Сухраба не сумели,

Их отражал Сухраба щит стальной.
Позорным он почел подобный бой,

Сказал он: «Хватит! Кровь должна пролиться!»
И на врага помчался, словно птица,

Увидев — жаждой битвы он горит,—
Оставила свой лук Гурдафарид

И поскакала, по полю петляя,
Копьем своим Сухрабу угрожая.

Великим гневом возгорел Сухраб,
Бой сразу кончить захотел Сухраб.

Он мчался, издавая львиный рык,
И, как Азаргушасп, ее настиг,

Копьем ударил в стягивавший туго
Кушак, разорвалась ее кольчуга,—

И словно бы чоуганом — не копьем,
Как мяч, ее он вскинул над седлом.

Гурдафарид рукой в седло вцепилась,
Другой рукой за меч свой ухватилась,

И разрубила пополам копье,
И плотно села на седло свое,

И вихрем улетела в туче праха.
Ловка была она, не знала страха.

Сухраб за нею вслед погнал коня;
Он гневом омрачил сиянье дня.

Вот он настиг. И за ее спиною
Привстал и шлем сорвал с нее рукою.

Взметнулись косы, по ветру виясь,
От шлема тяжкого освободясь.

И понял витязь, полон изумленья,
Что с женщиною вышел он в сраженье.

Сказал: «Подобных девушек Иран
Сегодня шлет на боевой майдан!..

Их витязи, когда коней пускают,
Над степью пыль до облак подымают.

Но коль в Иране девы таковы,
То каковы у них мужчины-львы?»

Тут он аркан свой черный вслед метнул ей
И стан петлею туго захлестнул ей.

Сказал ей: «Луноликая, смирись
И не пытайся от меня спастись!

Хоть много дичи мне ловить случалось,
Такая лань впервые мне попалась!»

Увидев, что беда ей предстоит,
Открыла вдруг лицо Гурдафарид.

И молвила: «Не надо многих слов,
Ты — лев могучий среди храбрецов!

Подумай: с той и с этой стороны
На бой наш взгляды войск обращены…

Теперь с лицом открытым я предстала,
И разнотолков, знай, пойдет немало,

Что, мол, Сухраб до неба напылил —
В единоборство с женщиной вступил,

Копьем тяжелым с девушкою бился
Перед мужами — и не устыдился!

Я не хочу, чтобы из-за меня
Шла о Сухрабе славном болтовня.

Мир заключим, чтоб завязать язык их…
Ведь мудрость, знаешь сам, удел великих.

Теперь мой замок и мои войска —
Твои! Как клятва, речь моя крепка.

И крепость и сокровища Хаджира —
Твои. Зачем нам битва после мира?»

Сухраб, на лик прекрасный брося взгляд,
В цвету весны увидел райский сад.

Ее красой душа его пленилась
И в сердце, как в ларце, печаль укрылась.

Ответил он: «Тебя я отпущу,
Но помни: я обмана не прощу.

Не уповай на стены крепостные,
Они не выше неба, не стальные.

С землей сровняю эти стены я,
И нет против меня у вас копья».

Гурдафарид вперед — крылатым лётом —
Коня послала к крепостным воротам.

Сухраб за нею рысью ехал вслед,
Он верил, что ему преграды нет.

Тут крепости ворота заскрипели
И пропустить Гурдафарид успели.

И вновь захлопнулись и заперлись.
У осажденных слез ручьи лились,

В подавленных сердцах кипело горе,
Тонуло все в постигшем их позоре.

К Гурдафарид, со всею свитой, сам
Седобородый вышел Гуждахам,