Сергей Юрасов - Василий Теркин после войны

Что ему, что та война
Унесла милльоны!
Что ему, что вся страна
Гнется, плачет, стонет!

Сколько нас тогда легло…
Сколько нас убито…
Потому и тяжело —
Тяжела обида.

Если б знали наперед
Сталина науку —
Обманул усатый чорт
Родину-старуху!

Потому солдатский путь
Мне забыть нет силы,
Шепчут: «Тёркин, не забудь» —
Братские могилы.

Тридцать лет нам Сталин врет,
Потому в ответе:
За солдат и за народ,
И за всё на свете.

От Ивана до Фомы,
Где б нас ни носило,
Все мы вместе — это мы:
И народ, и сила.

А поскольку это мы,
То скажу вам, братцы,
Нам из этой кутермы
Некуда деваться.

Тут не скажешь: я — не я,
Ничего не знаю,
Не докажешь, что твоя
Нынче хата с краю.

Не велик тебе расчет
Думать в одиночку,
Потому-то он и врет
Тридцать лет, как в бочку.

Сталин новую войну
Нам готовит, чтобы
Перед смертью всю страну
До конца угробить.

Нам же, хлопцы, наплевать
На его делишки,
Можем только пожелать
Ни дна, ни покрышки, —
Дорога отчизна-мать,
Дом, семья, детишки.

Но признать не премину,
Дам свою оценку:
Тут не то, что в старину,
Не пробьешь лбом стенку.

Тут не то, что на кулак:
Поглядим, чей дюже, —
Я сказал бы даже так:
Тут гораздо хуже.

Со смекалочкой во всем
Действуй осторожно,
Перетерпим, перетрем,
Выждем, когда можно…

Ну, да что там толковать,
Ясно, как на смотре:
Сталин хочет воевать,
Ну, а мы посмотрим.

Хочешь жить — не забывай,
Забывать не вправе:
Он нам скажет: умирай!
Мы ему: — Отставить!

Вот тогда перед страной
Выполнишь задачу,
А к тому еще живой
Будешь сам в придачу.

Потому и доложить
Захотел вам просто,
Что большой охотник жить
Лет до девяносто.

Год назад, а может ныне,
По дороге на Берлин
Ехал Тёркин на машине
За нарядом на бензин.

С ним была его команда:
Полковой шофер-сержант.
Газовали два сержанта
Получить скорей наряд.

Не подумайте худого —
Запланировали путь:
На обратном рейсе снова
В гости к немкам завернуть.

Час назад свою подружку
Каждый коротко обнял,
Потому на всю катушку
Жал шофер и газовал.

Жизнь в казарме всем знакома —
Жить живи, дышать не смей:
Ни подруги, ни знакомой,
Ни чужой и ни своей.

Потому и сердце бьется,
Если выйдет из ворот:
Будет случай, подвернется —
Чью-то долю ущипнет.

А сержантам в полк вернуться
По приказу надо в срок,
Если ж раньше обернуться —
Ущипнут еще кусок.

Потому неслась машина,
Лес мелькал по сторонам…
Но вдруг — бац! — и к чорту шина
Разорвалась пополам!

Тёркин вылез и с опаской
На запаску поглядел,
И была она запаска
Лишь для виду, не у дел.

Красной армии привычно
Без запасных ездить шин,
Выручал всегда обычный
Способ хитростный один:

Наш шофер большой искусник
Всё на свете починять:
Плюнет, дунет, латку пустит —
И порядочек опять.

В этот раз — иное дело:
Клеить — значит опоздать,
И сказал шофер несмело:
— Неужели загорать?!

Но, как будто отвечая
Им на это, где-то вдруг
Появился, наростая,
Сзади их моторный звук.

Много нужно ли солдату,
Услыхав такой ответ:
Тёркин сразу к автомату,
А шофер за пистолет.

Подъезжают. Вроде немцы.
Один толстый и седой.
Тёркин, взяв на мушку дверцы,
Подает команду: — Стой!

Толстый в ярости выходит,
Красный, злющий, что твой бык,
И такое вдруг заводит,
Что аж страшное выходит —
Оказался Вильгельм Пик!

Тёркин — новую команду:
— Хоть ты Пик, а не пищи!
А потом уже сержанту:
— Шевелись! Давай ключи!

Пик попятился в машину,
С перепугу замолчал,
А шофер тотчас резину
И колеса даже снял.

Заменил свое чин-чином,
Погрузился, а потом
Говорит с лицом невинным:
— А кого мы, Вася, ждем?..

И как-будто с сожаленьем,
Головой сержант поник:
— В пиковое положенье
Влип геноссе Вильгельм Пик.

А потом — с другой заходит;
Призадумавшись на миг,
Говорит с поклоном вроде:
— Загорай, товарищ Пик.

Власть советскую ты, шкура,
Устанавливаешь здесь,
Так вот это, знай, в натуре
Власть советская и есть!

Как-то под вечер до срока
Возвращался Тёркин в полк,
И, как-будто ненароком,
Повернул немного вбок.

Повернул к знакомцу-другу,
К дому немца одного,
Что услугой за услугу
Выручал не раз его.

В увольнительной имелось
Час до срока с небольшим,
А ему давно хотелось
Делом заняться одним.

Делом правильным и нужным,
Скажем прямо — не простым,
Невозможным для послушных,
Для трусливых и недружных,
А наш Тёркин — был иным.

Одним словом, Тёркин вскоре
В доме немца заседал,
Дверь держали на запоре,
Чтоб никто не помешал.

Молчаливый, что твой скромник,
В руку-горсточку курил,
И, ссутулившись, приемник
Он внимательно крутил.

Где-то скрипка, где-то пенье,
Повернул еще — трещит,
И вдруг слышит:
— Говорит
Радио «Освобожденье».

Тёркин ближе к аппарату,
Ухом влип в него сержант,
Объявляют:
— Про солдата,
Имя:
— Тёркин-оккупант.

Тёркин ахнул — что такое?!
Непонятное уму —
Про него же, про героя
Сыпет радио ему!

Тёркин, стой! Дыши ровнее,
Тёркин, сердцем не части!
Тёркин, слышишь? Чтоб вернее,
Слева звуку подпусти.

Тёркин, Тёркин, что с тобой?
Скажем откровенно:
Славы ты не ждал такой
Необыкновенной.

И не то, чтоб ты впервой
С нею повстречался…
Словом, Тёркин, наш герой
Малость растерялся.

Знать, не только на войне
Был со славой дружен,
Ты теперь уже вдвойне
Родине, знать, нужен.

Чтоб никто в стране не знал
Про тебя, такого,
Кремль поэту приказал —
О тебе ни слова.

Как обманут властью был,
Как теперь живется…
Но выходит: только б жил,
А поэт найдется.

Только б жил не просто так —
Подхалимом серым,
А чтоб был во всём мастак,
Правильным и смелым.