Александр Оленич-Гнененко - Избранное

Когда Шабло доставили в больницу в Сочи, на его теле было сто двадцать четыре раны.

Охотничья зоркость, расчет и самообладание пригодились Петру Федотовичу и на фронте. Он, как и его брат, был и снайпером, и автоматчиком, и артиллеристом.

До войны он был одним из организаторов колхоза в своем селе и председателем сельского совета. Петр Федотович — инвалид Отечественной войны. Он имеет девять тяжелых ранений и девять правительственных наград, четырежды орденоносец.

Победа над Германией застала его на посту помощника коменданта Бухареста. Петра Федотовича неудержимо потянуло на родину, в колхоз. Он демобилизовался. И вот сейчас он скромный сельский работник — заведующий кооперативной базой в своем горном селе.

…Чем ближе мы спускаемся к Солох-Аулу, тем все больше самшита по обеим сторонам шоссе, тем он выше и гуще. Вообще по своей щедрости, яркости и непролазной гущине и путанице лиан растительность здесь почти приморская. Во дворах колхозников, когда мы въезжаем в Солох-Аул, я вижу все то, что растет на самом побережье Черного моря: и инжир, и хурму с свежезеленой листвой. Там и здесь бананы мерно качают на легком дующем с моря ветре огромными светлозелеными мечевидными листьями, растущими прямо из верхушки толстого чешуйчатого ствола.

На южных солнечных склонах этих гор, укрытых от губительных северо-западных ветров, скоро закудрявятся пышные-шарообразные кусты новой кубанской культуры — чая, продвигающейся все выше от морского побережья. Сюда проникнут и плодоносящие золото цитрусы.

Утром следующего дня добираюсь до отстраиваемого моста через одну из речек, пересекающих горную дорогу, и отсюда на попутном грузовике — до Дагомыса.

Налево, при въезде в Дагомыс, на обращенных к морю, залитых солнечным светом склонах холмистых предгорий тянутся кудрявыми ровными рядами чайные деревца. Это плантация совхоза Дагомыс. Душистый кубанский чай уже завоевал широкую известность своим прекрасным ароматом и вкусом.

Дагомыс — это целый городок, полный зелени, солнца и воздуха. Он расположен на самом берегу моря. Отсюда идут на Сочи катеры — морские трамваи, и от пристани катеров по гладкому гудрону шоссе — рейсовые автобусы.

Меня манит к себе спокойная, чуть затуманенная голубизна моря. Но морской трамвай отходит только через час, и я сажусь в готовый отправиться автобус. Взгляд отдыхает на беспредельной нежной голубизне и ультрамарине вечереющего моря. Оно все время провожает нас справа. В лицо дышит легкий соленый ветер.

…Пересев в Сочи на другой автобус, я вскоре был уже в Хосте. С рюкзаком за плечами поднимаюсь к домику на горе, в котором живет заведующий заповедной тисово-самшитовой рощей ученый лесовод Петр Давыдович Лазук.

На середине подъема, поворачивая за поросший густой зеленью выступ, я столкнулся с человеком в белой фуражке и белом костюме, спускавшимся мне навстречу. Я уже почти миновал его, как он меня окликнул. По хорошо знакомому голосу и продолговатому шраму, темневшему над правым глазом, отчего бровь, словно выражая удивление, поднималась кверху, я узнал Михаила Сафоновича Пономаренко. Но где же его толстая суконная кепка с задорно заломленным козырьком, выцветшая под дождями и горным солнцем гимнастерка, всегда перетянутая патронташем с медвежьим кинжалом в деревянных ножнах на нем, и сыромятные поршни наружу шерстью?

Передо мной стоял, несомненно, он и в то же время как будто совсем другой человек: с головы до ног блистающий белизной, чисто выбритый, стройный.

— Привет, Михаил Сафонович! Что это вы так разодеты: отдыхаете в санатории?

— Нельзя иначе. Я встречаю отдыхающих в наших местах и показываю им тисово-самшитовую рощу. Я теперь здесь старшим наблюдателем.

Только тут я обратил внимание, что на околыше его белоснежной фуражки синели эмалью два перекрещенных дубовых листка с бронзовыми желудями.

— Я скоро вернусь и зайду за вами. Ночевать будете у меня. Посмотрите, какой теперь у нас с Анной Емельяновной дом, — узнав, что я иду к Петру Давыдовичу, говорит Пономаренко.

…Я нашел Лазука на веранде. Сквозная решетка ее была вся обвита виноградными лозами, отягощенными янтарно-желтыми гроздьями. Внизу, на садовой зеленой лужайке, стояли домики ульев, и над ними, жужжа, роились мохнатые пчелы. Все это — дело рук Петра Давыдовича: два года назад не было ничего похожего.

Мы беседуем в тени веранды. Петр Давыдович рассказывает мне о том, как он осуществляет свою творческую мечту — превратить тисово-самшитовую рощу в живой музей природы, и как восстанавливается и развивается замечательная растительность рощи.

Поблескивая круглыми очками на румяном лице и время от времени приглаживая ладонями по-мальчишески взъерошенный светлорусый чуб над высоким лбом, Петр Давыдович говорит с твердым белорусским произношением, которое как-то резче подчеркивает значение его слов.

— Мы сейчас изучаем естественное возобновление наиболее ценных пород: самшита, тиса, дуба, горного клена, каштана, кавказской липы. Нами заложено двенадцать пробных площадок в различных растительных ассоциациях и на разной высоте. Самая высокая точка рощи на склоне Большого Ахуна — пятьсот пятнадцать метров.

Нас прежде всего интересует самый характер насаждений. Они в Хостинской роще сложные, смешанные, очень многообразные по своему составу. Тут и реликтовые виды, и эндемичные, и встречающиеся в других местах, а среди них вечнозеленые, и лиственные, и хвойные с обилием лиан.

Характер насаждений и состав их играют огромную роль. Например, если самшит выставлен на свет при рубке насаждений, рост его замедляется, а самшит, живущий под пологом леса, дает хороший прирост и развивается прекрасно.

Нам надо знать: насколько успешно идет возобновление реликтовых древесных пород, наблюдается ли смена этих видов другими, которые хорошо растут в местных климатических условиях, например, грабом, кленом, ясенем.

На пробных площадках-стационарах ведутся постоянные наблюдения. Оказалось, что самшит возобновляется исключительно хорошо. В наиболее благоприятных условиях роста на один гектар самшита насчитывается до пятисот тысяч штук подроста.

Возобновление тиса требует дальнейших исследований. На перегнойно-карбонатных почвах, на которых в давние времена успешно произрастал тис, под пологом тисового леса сейчас нет его молодой поросли. Тис перекочевывает, переселяется в новые, благоприятные для него условия: на почвы кислые, обычно занимавшиеся в приморской полосе буковыми лесами.

В роще наблюдаются такие закономерности: в буковом лесу всегда можно увидеть молодняк тиса. В вековом тисовом лесу поросли теневой породы — тиса нет, в то же время там появляется светолюбивый ясень.