Тимур Шаов - Песни

Колосится золотая нива,
Закрома забиты ячменём.
Родина меня напоит пивом —
Пенным материнским молоком.
Мысль изречённая банальна,
Но, однако ж, эта мысль важна:
«Пить шмурдяк, дружище, аморально,
Пиво пить почётно, старина!»

Пусть тяжело, и жёны смотрят криво,
Пусть снег и дождь, и перманентный град,
Но мы с тобой пойдём, браток, на пиво.
На пиво, брат! На пиво, брат!
Вперёд, на пиво, брат!

Мерзко всё, безнравственно и лживо —
Декаданс, бордель, бардак, бедлам.
Из святынь осталось только пиво,
Кружка, как лампада, светит нам.
Пиво — это жидкое искусство,
Пенное барокко, рококо,
Праздник вкуса, обонянья буйство!
Впрям, концерт для пива с балыком.

Нас не понять тинейджерам сопливым,
Их поколенье выбирает лимонад.
А мы с тобой пойдем, браток, на пиво.
На пиво, брат, на пиво, брат!
Вперёд, на пиво, брат!

Как-то ехал грека через реку,
Вынул рака, да и с пивом съел.
Пиво остаётся с человеком,
Будь он грек, черкес или мингрел.
Подкаблучники пускай впадают в ересь —
Дескать, «пенистое зелье вас убьёт!»
Пенистое — не от слова «пенис»,
А от слова «пена», дурачьё!

Как осетры на нерест рвутся молчаливо.
Как журавли к зиме на юг летят,
Так нас с тобой инстинкт ведет на пиво,
На пиво, брат! На пиво, брат!
Вперёд, на пиво, брат!

И покуда есть в бродилках пиво,
А в реке есть вобла и тарань —
Будет человечество счастливым,
Воздавая пиву свою дань.
Выше кружки, золотая рота!
Не страшна нам трезвенников рать.
Им не вырвать сердце у народа.
Пиво у народа не отнять!

Стареет мир, года ползут неторопливо,
Но по утрам, который век подряд,
Они идут, идут, идут гуськом на пиво.
На пиво, брат! На пиво, брат!
Вперёд, на пиво брат!

На тусовке потусили, в клубе поклубились,
На бульваре пили пиво, Шурик подошёл.
Пили, пили, пили, пили — напились, упилис,
Разломали две скамейки, было орошо.
У памятнка Гоголю Шурика стошнило,
Заблевал весь постамент, грубо говоря.
С криком «Гоголя не любишь!» дали ему в рыло.
Хорошо повеселились, день прошё не зря.

А мы, а мы в их возрасте читали,
И Холден Колфилд нам был парень в доску свой.
Бывало, что и мы, конечно, (ну бывало) выпивали,
Но в одной руке был стакан, в другой руке — Толстой.
А мы ловили кайф от мировой культуры,
И музыка была, и всяк был меломан.
Ну, а теперь какие времена — такие трубадуры…
У нас-то были «Beatles», а у этих кто? Билан!

На футбол «Спартак» — «Динамо» в пятницу ходили,
Подрались со спартачами, как заведено.
Били, били, били, били, били — победили,
А «Динамо» проиграл, но это всё равно.
В воскресенье встал в четыре, поздно, но не очень,
Ну, туда-сюда, покушал, даже не куря.
Сел у телевизора, просидел до ночи,
Что смотрел — не помню, в общем, день прошёл не зря.

А мы, а мы, мы марки собирали…
И ещё, бывало, выпьешь — и в музей, и — сердцу, и — уму.
А от ментов и мы (чего там говорить!) бывало, убегали.
Но детям нашим знать об этом ни к чему.
Но им музей — отстой, а им в театре скучно.
Островский — что для них? Не «Лес», а тёмный лес.
Упрёки и хулу приемлют равнодушно.
В ответ: «А чо? А чо?» — «Ничо! Учись, балбес!»

К Шурику на хату всей толпою завалили.
Паханы у Шурика попёрлись на моря.
Мы сломали дверь, сожгли ковёр, соседей затопили,
В общем, славно пошалили — день прошёл не зря.
Щас вернусь домой и только на диванчик лягу,
Только соберусь я в телевизор поглядеть,
Тут придёт пахан и разведёт свою бодягу,
И начнёт опять ворчать, нудеть, скрипеть, бухтеть.

А мы (скажет), а мы, а мы хотя б читали,
И Гекльберри Финн для нас был парень свой.
Культура, тра-ля-ля, ну, там, Тарковский, трали-вали.
(Обычно я молчу и киваю головой).
А, может (скажет) вас пороть? Эх вы, младое племя!
Нет среди вас орлов, как мы — богатырей…
А, уходя, вздохнёт и скажет: «Нет, в наше время
И снег-то был белей, и вода была мокрей».

Ах, как было всё красиво,
Триумфально, горделиво:
В воздух чепчики и крики «Ура!»,
Много блеска, треска — это
Третий Рим времён расцвета!
Мать честная, это ж было вчера…

Ели, пили, деньги были.
Да мы валютой печь топили!
И плевали на соседей с крыльца.
Распальцовка, крест на пузе —
Жизнь бурлила, как джакузи…
Рассердили мы, как видно, Творца!

Накрылись биржи, закрылись банки.
И самый главный, наш рулевой,
Сидит угрюмый, как после пьянки,
И смотрит строго, как неродной:

Мол, мы ж старались для вас, поганцев,
Мы ж не щадили себя подчас.
Зачем Бог создал американцев?
Одни убытки от них у нас.

И участливые власти
Говорят: «Не в деньгах счастье,
Вы истратили бы их всё равно».
Утешают, как больного:
Мол, не Вам одним хреново.
Вон, сосед по койке помер давно.

Населенье — часть бодрится,
Часть плюёт, часть матерится,
Остальные тихо впали в хандру.
Бизнесмены, кто не в ссылке,
Чешут, бедные, в затылке.
Если так пойдёт, прочешут дыру.

Тут хоть чешите, хоть не чешите,
А все эксперты дают совет:
«Сливайте воду, мотор глушите,
Сушите… вёсла, тушите свет».

О, сколько чУдных ещё открытий
Сулит нам время! И всё равно
Кому-то даже полезно выйти
На свежий воздух… из казино.

Шёл я полем, видел чудо:
Девки мучали верблюда —
Называлось «ролевая игра».
Я к чему клоню? Про кризис
Всласть уже наговорились,
И давно уже о бабах пора.

Но эксперты снова: «Худо!
Это присказка покуда!
Сказка страшная нас ждёт впереди!».
Харе, маманя, настрадались,
Мы в девяностых наголодались.
Будет худо — мы экспертов съедим.

Но напоследок спрошу я, братцы:
«Нужны нам деньги?» О тож! И вам, и мне…
Эй, финансисты-рублепродавцы,
Верните бабки родной стране!

Во всём есть плюсы, как говорится,
А особливо — для россиян.
Бывает, ищешь повод, чтобы напиться,
А тут бах: кризис. Во! Давай стакан!

И какая меня муза укусила?
Я на власть чего-то гавкаю опять.
«Ну, не гавкай ты, — жена меня просила, —
Ты ж нагавкаешь, придурок, лет на пять!»

Грею зад в своем любимом мягком кресле.
Возраст, дети… Да, послушаю жену.
Мне пора уже писать иные песни.
О хорошем… Прямо щас вот и начну!

Хорошо у нас и летом и зимою,
И в провинции, и в центре хорошо!
По трезвянке хорошо, и с перепою,
И в одежде хорошо, и голышом.