Тимур Шаов - Песни

Мы и строим, и куём, и созидаем,
Снов доблесть комсомольская кипит,
Мы опять другой такой страны не знаем,
А кто знает — пусть заткнется и сидит!

На добро чужое рот мы не раззявим,
Но ни крошки не уступим своего!
Человек у нас проходит, как хозяин,
Если бабки есть, конечно, у него!

Вперёд, Умытая Россия,
Страна невиданных щедрот!
С нами силы неземные, бог и вышки нефтяные!
Вперёд! Вперёд, покуда прёт!
Покуда прёт…

Хорошо внизу и хорошо у власти,
Вместе движемся мы в этот вот «перёд».
Видим мы на горизонте наше счастье,
А кто не видит — пусть очки свои протрёт!

Но кое-что я должен прояснить публично.
Отношенье мое к власти таково:
Вот там как раз нехорошо… не хорошо там… Там отлично!
Гармонично! Динамично! Делово!

Но отдыхать им надо чаще, в самом деле!
Шутка ль, круглый год сидишь, руководишь!
Хорошо, ще нэ згинэли Куршавели,
Ще не вмэрли Цюрих, Лондон и Париж!

Вперёд, Умытая Россия,
Пора вылазить из болот!
Ой, вы, кони вороные,
Ой, вы, вышки нефтяные,
Вперёд, вперёд, покуда прёт!
Покуда прёт.

Так вот встанешь утром, оглядишь отчизну —
Хорошо!
Прослезишься, выпьешь, хрустнешь огурцом,
И, как Тютчева, потянет к монархизму,
И к монарху с человеческим лицом!

А кое-кто ругает всё, всё сразу, чохом,
Говорит, что не туда процесс зашёл.
Даже если кое-что у нас и плохо,
То в конечном счете это хорошо.

Кто-то ноет про имперские замашки
И кричит про деспотию и грабёж.
Успокойтесь, сядьте, выпейте рюмашку!
Посидите чуть…
Ну-у-у?..
А щас?
Ну, правда ж, хорошо?

Насра… Нас радуют свершенья трудовые!
Нессы… Не сыпятся с небес на нас блага!
Насса… На самом деле мы же мирные, не злые…
Но кто не с нами — обобьём рога!

Вперед, Умытая Россия,
Страна невиданных щедрот!
Есть съестное, есть спиртное, разливное, нефтяное,
Вперёд, вперёд, покуда прёт!
Покуда прёт.

Наконец-то спел я честно
Вам про то, как всё чудесно! Хорошо! Хорошо!
Мы не плачем, мы не ноем,
Наш мы новый мир построим! Хорошо! Хорошо!
И на вахте, и в забое,
И в горячке, и в запое — хорошо! Хорошо!
Вот и написал, как Тютчев!
Прямо Тютчев, даже лучше! Хорошо!
Ой, хорошо!
Ой, хорошо… ой, как хорошо…
Хорошо…
Хорошо.
Хорошо!

На обочине культурного процесса
Вольно дышится и видно далеко,
Я сижу в обличье дикого черкеса,
Откупориваю сабелькой пивко.
А процесс культурный протекает мимо,
И оттуда что-то ласково поют.
Над процессом — два прелестных херувима.
Так красиво, просто завидки берут.

Там поэты на породистых пегасах,
Там Психея, и Эвтерпа, и Амур,
С ними дамы в кринолинах и атласах,
Там высокая культура от-культюр.
Как меня завидят, дёргаются нервно,
И, зажав носы платками, говорят:
«Фу, мюжик, enfant terrible, пахнет скверно,
С этим рылом лезет в наш калашный ряд.
А сыграй-ка нам, мюжик,
Айне кляйне нахтмюзик.
Что, не можешь? Эх ты, лапоть,
Вон отсюда сей же миг!»

Мой пегас подкован криво,
У него из пакли грива
И общипанные крылья,
Куцый хвост, как пистолет.
Нрав весёлый, скачет-квасит,
Встретит лошадь — отпегасит,
Он шакалит на помойках,
Но вообще-то он эстет.

Вот же фрукт: ни конь ни птица,
Всё бы ржать ему, глумиться.
У других людей пегасы —
Любо-дорого глядеть.
У людей ахалкетинцы,
Рысаки и кабардинцы.
Дамы видят нас с пегасом,
Начинают вновь трындеть:
Фу, мюжик, — сразу в крик.
Сразу в крик: Фу, мюжик!
Фи, мюжик! Ой мюжик!
Сразу в крик: Фу, мюжик!

Моя Муза — из Советского Союза,
Торговала раньше пивом на разлив,
Называет меня «вшивый мой Карузо»
И подмигивает, плечи оголив.
Пьёт, скандалит, носит тюлевые платья.
«Что за жизнь, — кричит, — отгулов не дают!
Я к Митяеву уйду, там больше платят».
Зря пугает, там её не подберут.

Мой лирический герой — он не лиричен,
Он циничен, мой лирический герой,
Он порочен, не приручен, ироничен,
Я-то добрый сам, а он чего-то злой.
Я хороший, тихий, славный, неприметный,
А он шумный, он гуляка и нахал,
И всё время кроет лексикой абсцентной,
Я и слов таких-то сроду не слыхал.

Ну и так как я не классик,
Сам воздвиг себе Парнасик,
Невысокий, двухметровый,
А по мне-то в самый раз,
Аккуратный, рукотворный,
С деревянною уборной,
Стол, скамейка, три берёзки —
Персональный мой Парнас.

Под столом лежит гитара
И пустая стеклотара,
На рассохшейся скамейке
Томик Фрейдкина раскрыт.
И живём, как в коммуналке:
Муза в виде приживалки,
Да пегас мой тугудумский,
Да герой мой паразит.
Паразит, паразит,
Ой, герой-паразит!
Ой, паразит мой герой,
Ой, паразит…

А вдали Парнасы высятся грядою,
Там лавинами метафоры шумят,
Строфы строго проплывают чередою,
А над ними рифмы звучные парят.
А тут сидишь и ищешь рифму к слову «днище»,
Собираешься «дружище» написать,
Эти трое мне орут: «Пиши — козлище!»,
Вынуждают под их дудочку плясать.

Тут у нас приют убогого пиита,
Эти трое пишут пульку на песке
С шумом, руганью: «А ваша дама бита!»
Атмосфера, как в портовом бардаке.
Господа, а не сбряцать ли нам на лире,
Миру что-то типа «Мцыри» рассказать?
А пегас кричит: Какие, на фиг, Мцыри!
Не видишь, я прикупил на мизере туза.

Я спел бы сладко, ласково
«Ля-ля» — по типу Баскова,
И чтобы не по матери,
А чтоб как херувим,
И чтобы без политики,
Чтоб прослезились критики:
«Какой светильник разума!
А мы его гнобим».

Бардак в моей гостинице,
Коньяк в моей чернильнице,
Конь скачет, Муза красится,
Герой ушёл в запой.
Какие, блин, наперсники,
Такие, блин, и песенки —
Ну что напишешь путного
С такою шантрапой.
Шантрапой, ой,
С такой шантрапой,
Шантрапой, шантрапой,
Шантрапой…

Дует свежий ветерок… И если честно,
Это свинство мне по нраву самому:
Обмакнёшь язык в чернильницу — прелестно!
Нет, ребята, нам меняться ни к чему.
Так что буду греть на солнце своё днище
И в процесс культурный камушки бросать.
Ну а кто там морщит нос? Отвянь, козлище!
Вот опять — хотел «дружище» написать.

Ну и всё.

Вставай, похмельная страна, пропели петухи,
Настало время Бодуна — расплаты за грехи.
Бодун придёт, как Командор, огромный, мрачный, злой,
Раздавит вас, как помидор, тяжёлою рукой.

Вот Солнца шар от двух бортов поднялся над Землёй
И хрип, и стон из тысяч ртов слились в протяжный вой.
Мой друг, не время клясть судьбу, — Бодун стучит в твой дом.
Вставай, народ! Все на борьбу с проклятым Бодуном!