Тимур Шаов - Песни

Певица N пришла со свежим кавалером,
Актёр Счастливцев бросил пятую жену…
Какая ширь, масштаб Шекспира и Гомера —
Испытываешь гордость за страну.

Какой гламур, какие глянцевые лица!
Летит сквозь них элементарная частица,
Летит, как нож сквозь тесто,
Как сквозь пустое место.
Пустому месту не пристало пузыриться.

Эх, нам бы воспарить, как птицы,
Эх, нам бы взять пример с частицы!
Она свободна, жаль, её не видно —
Как гражданину это мне обидно.

Народ не в курсе, что на свете есть нейтрино
И дуализм корпускулярно-волновой.
Всем правит бог стяжательства — мужчина
С хорошим галстуком и волчьей головой.

А всё давно уже описано в скрижалях,
Забыли мы ветхозаветную мораль:
Во многих деньгах, Петя, многие печали,
Умножая деньги, умножаешь и печаль.

А сам я, грешный, тоже — деятель культуры.
Алкаю денег, как все слабые натуры.
Мне стыдно, что алкаю,
И с горя я лакаю,
И пересчитываю, весь в слезах, купюры.

Мне б самому открыть чего-нибудь такое,
Ну — хоть закон переливания из порожнего в пустое.
Но курица не птица,
Я тоже не Капица,
Лежу, коплю в себе энергию покоя.

Хоть ты, частица, проявляй упрямство.
Давай, залётная, пронзай пространство!
Мы не способны: тюря есть, и ладно.
Как гражданину это мне досадно.

Летит нейтрино сквозь рогатки и препоны,
И за Можай его, нейтрино, не зашлют.
Закон Кулона не объявишь вне закона,
Ну разве что через Басманный суд.

Эх, федералы, упразднили инквизицию,
А ей бы поработать над страной,
Мы привлечём Джордано Бруно в оппозицию
За неимением оппозиции иной.

А по закону, Петя, третьему Ньютона,
Чем больше давят нас, тем крепче оборона.
Да здравствует наука!
Плесни за скорость звука,
За Менделеева плесни и Клапейрона.

И пусть цена потугам нашим три копейки,
Меняйте гимн, закон, устой, устав, уклад,
Но площадь круга ныне, присно и вовеки,
Упрямо, всем назло — пи-эр-квадрат.

Эх, нам бы воспарить, как птицы,
Эх, нам бы взять пример с частицы…
Она свободна! Жаль, её не видно —
Как гражданину это мне обидно.

Во Флоренции нынче тепло,
И в Вероне, наверное, солнце.
И веронцы, надувшись вина,
К сеньоритам идут под балкон.
Им с балконов платочки летят,
И поют молодые веронцы
О большой итальянской любви
Макаронным своим тенорком.

А у нас холода. Я стою
Под балконом твоим, сеньорита.
Минус двадцать, а я без кальсон
Серенаду пою при луне.
Трудно петь без кальсон на ветру,
И закончится все простатитом.
Но просто ты там мелькнула в окне,
Разбудила надежду во мне.

Холодает. Буду краток.
Я к тому же без перчаток.
В общем, так: люблю тебя я, да и точка.
В нашем климате бывает,
Что любовь не вызревает.
Так не дай замерзнуть нежному росточку!

О себе пять слов буквально:
Я нормальный, не скандальный,
Романтичный, незлобивый, не упрямый.
Мало пью, курю полпачки,
Но ни дачи нет, ни тачки.
Жить у вас согласен даже с твоей мамой.

Выходи уже, давай!
На дворе не месяц май!
Кинь платочек мне с балкона,
Ми аморе белла донна!

Как вы любите нас доводить
До кипенья, до тряски, до жара.
Поморозить, помариновать,
Потомить, поиграть, потерзать.
Но ведь я же не белый медведь,
Не Папанин и не Чилингаров!
Я ж могу задубеть, околеть,
Так сказать, долго жить приказать.

Ну, короче, дело к ночи,
Между прочим, зябко очень,
И Москва — не Сочи, климат тут суровый.
Нету мочи, что ж ты хочешь,
Зайчик, выйди на балкончик,
Кинь платочек, и, желательно — пуховый.

На балконе шорох слышен —
Это мама твоя вышла.
— Буэна сэра, ночь-то лунная какая! —
И ответила мне мама
Непарламентски, но прямо
(Кой-какие выраженья опускаю):

— Петушок-петушок, трам-тарарам гребешок,
Что ж так сладко поёшь, людям спать не даёшь?
Трам-тарарам головушка, трах-тарарах бородушка,
Шо ж так сладко поешь, людям спать не даешь??
Ста н'франт а те-е-е,
Ста н'фрах-тарарах а те!!

(Проигрыш мандолина — аккордеон
«O sole mio», плавно переходящая в «…там, в степи глухой, замерзал ямщик…»)

Тут не просто поёт человек,
Тут вершится вселенская драма.
Тут столкнулись сегодня любовь
И стихия один на один.
И плевать, что соседи кричат,
И милицию вызвала мама.
Человек может все претерпеть
И принять… Только холодно, блин.

Воронок приедет споро,
Тормознет возле забора,
Подойдет ко мне орёл в бронежилете.
Козырнёт: «Сержант Метелин.
Это хто тут? Вы тут пели?
Мы по жалобе гражданки Капулетти».

Заберёт меня начальник
И посадит в обезьянник.
Слава Богу! Вот у них и отогреюсь.
Но я вернусь, презрев препоны,
Подлечусь, куплю кальсоны
И спою о том, как жду, люблю, надеюсь.

Нет повести печальнее, простите,
Чем повесть о любви и простатите…

Здравствуй, дружок, любишь сказки сопливые?
Видишь, луна путешествует по небу?
Если ты вдруг оторвёшься от пива,
Я, так и быть, расскажу тебе что-нибудь.

Снесла яйцо додельница Пеструшка.
Дед с бабой били — не разбили, ну — калеки!
А мышка, по профессии норушка,
Хвостом махнула, и яйцо — салям алейкум!
Вот плачут дед и баба, но напрасно —
Всё предначертано, яйцо должно разбиться.
Зло порождает зло в наш век ужасный.
Ты хочешь знать, чем эта сказка завершится?
Старуху ту Раскольников зарубит,
И не со зла причём, так по сюжету надо.
Старик же, пьянством горе усугубив,
Эрцгерцога застрелит Фердинанда.

Что ты скривился, не нравится сказочка?
Что, недостаточно лихо закручена?
Да, нелегко угодить тебе, лапочка,
Читал бы свой комикс, капризное чучело!

Я тут ему всё о трансцедентальном,
О фатализме, о жизни, о мистике.
Нет, блин, он хочет покруче, завально,
Круто и клёво, в кайфовой стилистике.

Хочешь покруче? Ну, ладно — получишь!

Вот было у крестьянина три сына,
Все трое — дураки, что характерно.
Атос, Портос и младший — Буратино,
Принцессу встретили, и кончилось всё скверно!
Они вложили ей, на всякий случай,
Прям под матрац горошину. Тротила.
И от дворца остался только ключик,
Который сныкала безумная Тортилла.
Её царевич отловил и долго мучил.
Кричал: «Зачем тебе такие уши, бабка?»
Потом убил, сварил и съел, а ейный ключик
У Дуремара поменял на центнер мака.