Константин Арбенин - Зимовье зверей

Чух-чух, пых-пых,
Паровоз твой,
Чух-чух, пых-пых.

А я нажму на ручник, я по шпалам пойду,
Я тебя обогнать успею.
Мы сыграем без них в непростую игру
Под названием «Кто быстрее».
Мимо пыли — без прав и правил,
Красный свет — это не проблема.
Мы сперва поглядим направо,
А потом повернём налево.

Чух-чух, пых-пых,
Паровоз твой,
Чух-чух, пых-пых.

Эти рельсы — тебе, эти шпалы — тебе,
Эти рельсы — длиною в полмира.
Ты уедешь по ним на планету Тибет
И случайно проедешь мимо.
Мимо времени треф — упрямо,
В одиночестве, как королева,
В предпоследнем купе направо,
На откинутой полке слева.

Чух-чух, пых-пых,
Паровоз твой,
Чух-чух, пых-пых…

Прощай, мой друг Молочный Поросёнок.
Позволь пожать твой честный пятачок.
Ложись скорей на свой свиной бочок
И досыпай, и добирай силёнок.

Судьба тебя пустила в оборот,
И, принесённый в жертву аппетитам,
Ты попадешь посмертно знаменитым
Из грязи — прямо в королевский рот.

Кто знает точно: участь или честь —
Родиться под свинячьею звездою?
Чтоб в одночасье сделаться едою!..
А, может, быть — быть съеденным и есть?

Заказан стол, в меню внесён герой,
Венки приправ, подушечки печёнок…
Ну, вот и всё, наивный поросёнок, —
Ты мало жил, зато не стал свиньёй.

Я узелок потуже затяну —
Ты ничего не разберёшь спросонок.
Прощай, мой друг Молочный Поросёнок!
Отныне нам не хрюкать на Луну…

Первая кровь — весною. Вторая кровь — летом.
Новая кровь — осень. Чай с молоком — зима…
Я мог бы быть кем угодно, я мог бы считаться поэтом,
Но мое сердценебиенье низводит тебя до ума.

Я, наверное, только немногим способен сознаться во многом,
Но те, кто умеет слушать, не умеют дышать — увы!
А я мог бы быть даже магом, я мог бы быть даже богом,
Но твоя коленонепреклонность мешает мне стать таковым.

Бери меня сильным,
Веди меня, бей.
Укусом осиным,
Изысканным вкусом трагических фей
Развей меня по ветру,
Чтоб поровну было воды и огня.
Ищи меня поутру,
Заставь меня быть, образумь меня!

Атеизм начинается ночью, ведь ночи созданы не для спящих.
То, что делает меня сильным, однажды подсунет мне ту,
Что лишит меня права быть первым, но даже ради всех, мне в рот смотрящих,
Я единственный в своем Аде, триединый в своем Аду.

Ведь если резать, то — по живому,
Если плакать, то — по живому.
По маршруту по дождевому
До ноябрьских скользких ночей.
Я теряю приверженность к Богу,
Я теряю привязанность к дому.
Опровергни мою аксиому —
Докажи, что я снова ничей.

И веди меня дальше,
Бросай меня в жизнь.
Без гнева, без фальши
Разгневанно смейся, изящно фальшивь!
Души меня мороком,
Чтоб плавились воды и таял огонь,
Туши меня порохом,
Гашёною известью падай в ладонь…

Убиваю надежду первой, чтоб не мучиться слишком долго,
Но какая-то зимняя муха прямо в ухо вливает мне свет.
В бестолковости нету смысла, и в бессмыслице мало толка —
Так и сводит моё постоЯНство постоИНЬство твоё на нет.

Бери меня сильным,
Веди меня, бей.
Укусом осиным,
Изысканным вкусом трагических фей
Развей меня по ветру,
Чтоб поровну было воды и огня.
Ищи меня поутру,
Заставь меня быть, образумь меня!

Кухоньки разных размеров и форм.
Взгляд из окна на металлический лес.
Серых бойниц проливной хлороформ.
Белой Луны нищета и блеск…

По батареям,
По батареям
Мыши шуршат, заметая следы.
Я фонарею,
Я фонарею,
Когда по Неве проплывают киты.

Нас уже нет в перспективе окна,
Там лишь будущих солнц канифолевый град.
И снова на бис превращает весна
В твой город решёток мой город оград.

По парапетам,
По парапетам
Пули стучат, отбивая мотив.
Песня допета,
Песня допета —
Слово вспорхнуло, и город притих.

Ночи без мягких знаков,
Глухие мужские ночи.
Как хочется быть,
Как хочется быть
Хоть кем-нибудь, кроме себя!
Поезда в поясах монахов,
Переводы, как многоточья…
Как хочется жить,
Как хочется жить,
Не очень-то сильно любя
Это дело.
Видимо, что-то случилось со мной…

Шествие дней сквозь распутицу дат.
Жизнь нам в кредит покупает ружьё.
На, получай свой фиктивный мандат,
Стреляй, если хочешь, право твоё.

Новые песни,
Но новые песни
Будем писать под взаимным огнём.
Выживем вместе,
Выживем вместе
Или погибнем и — снова начнём.

Ночи без мягких знаков,
Глухие мужские ночи.
Как хочется быть,
Как хочется быть
Хоть кем-нибудь, кроме себя!
Поезда в поясах монахов,
Перегоны, как многоточья…
Как хочется жить,
Как хочется жить,
Не очень-то сильно любя
Это дело.
Видимо, что-то случилось со мной…

Время быть сильным,
Да силу не тратить.
Время быть вольным,
Да вволю терпеть.

От лютой метели
Я укрыл твоё тело
В белом просторном шатре из объятий.
Минуты летели,
И время свистело,
Ни духом, ни сном не касаясь проклятий.

Над нами плясали
Секиры и сабли,
И падали головы в мутные реки.
А мы зависали
Под сводом сусальным,
И звёзды бросали нам блики на веки.

Всё чисто, всё гладко,
Мой плащ, как палатка,
И стёкла затеплены тканью шинельной.
И семя по лавкам,
И туго и плавно
Ветра заплетают мотив колыбельный:

— Спи, идет война.
Спи, идет война.
Спи, пока идет война.

Но я просыпаюсь,
Я в путь собираюсь,
Меня не удержишь ни мхом, ни травою.
Проснувшимся — горе,
И, может быть, вскоре
Я стану бессмертным — ты станешь вдовою.

Плетут экипажи
Дорожные пряжи —
Сквозь черные сопки, сквозь рваные льдины,
За горние кряжи,
За братские пляжи,
Где воин и ворон — навек побратимы.

Там люди и птицы,
Устав суетиться,
Расправив кольчугу и сняв оперенье,
В крахмальной поддёвке,
Как мухи-подёнки,
Все ждут после бани с судьбой примирения…

Плачь, Ярославна, но только не громко.
Пой, Ярославна, в степи над обрывом.
Видишь, по небу блокадная кромка —
Бронзовый купол с пурпурным разрывом.

Плачь, Ярославна, но только не громко.
Видишь, по небу, где месяц печаткой,
Голубь почтовый несёт похоронку —
Банный листок с роковой опечаткой.