Константин Арбенин - Зимовье зверей

За страх и за разум
Всех скопом, всех разом —
Чтоб легче писать поминальные списки.
Тревога отстала,
И снега не стало,
Лишь зреют подсолнухи, как обелиски.

Их зёрна — как буквы,
Как иглы, как угли,
Но тянутся к свету подстрочники смерти.
И почкой набухшей
Дымится на кухне
Постскриптум любви в треугольном конверте.

Спи, идет война.
Спи, идет война.
Спи, идет война.
Спи, пока идет

Время быть сильным,
Да силу не тратить.
Время быть вольным,
Да вволю терпеть.

Ещё одним блюзом больше,
Ещё одной ночью меньше,
Ещё одним облаком глубже,
Ещё одним шагом вперёд.

Мы представим, что мы — не дети,
Мы поиграем в мужчин и женщин,
Мы наделаем немного шума
И поверим, что время не врёт.

Будь просто легче,
Будь просто выше,
Будь просто воздушней,
Будь просто лучше,

Будь просто чаще,
Будь просто ближе,
Будь просто рядом —
Так, на всякий случай.

Превращаются ли блюзы в гимны,
Или блюзы суть только письма?
Превращаются ли блюзы в слезы,
Или блюзы суть только глаза?

Мы не будем прощаться надолго,
Мы представим, что все очень близко,
И без всякого ложного риска
Опрокинемся в нон-тормоза.

И мы поедем, и мы помчимся,
Мы домчимся, а может, отстанем.
Мы достанем всех недостающих,
Посвятим — и оставим светить.

Мы смешаем лучшее с худшим,
Мы помирим Изольду с Тристаном
И докажем даже самым бездарным,
Что пришло уже время дарить!

Будь только легче,
Будь только выше,
Будь только воздушней,
Будь только лучше,

Будь только чаще,
Будь только ближе,
Будь только рядом —
Так, на всякий случай.

Если даже вовсе нет бога,
Если даже нет ни блюза, ни джаза,
Нам сыграет пару нот на гитаре
То ли ветер, то ли сам Мендельсон.

И мы поверим, что мы — не дети,
И откроем в самом взрослом угаре
Этим джазовым нестандартом
Легендарный кайфовый сезон.

Чтоб быть просто легче,
Быть просто выше,
Быть просто воздушней,
Быть просто лучше,

Быть просто чаще,
Быть просто ближе,
Быть просто рядом —
Так, на всякий случай.

Лучше считаться волком,
Чем называться шакалом.
Лучше висеть на крючке,
Чем говорить: «Сдаюсь».

Впитавший кровь с молоком,
Я с детства мечтаю о малом.
Так мотыль на моем ночнике
Исполняет Бикфордов Блюз.

Если это средство — какова же цель?
Вот если бы Пушкин спалил Лицей,
Он стал бы вторым Геростратом мира…
Но Питер — не Северная Пальмира!

Чайки — вдогонку трамваю,
Чайник — вдогонку пиву…
Настигни меня у самого края
Приятным расстрелом в спину,

Чтоб я гордо раскинул бы руки
И компасом истлел у порога.
Обреки меня на безупречные муки —
И этого будет так много!

Этого много для иждивенца,
Но мало для Рыцаря Лени.
Веди меня плавно, как пленного немца,
Поставь мне клеймо на колени.

Наилучшее средство от солнца —
Пулевые бестактные линзы.
Прицелься и спрячь под прищуром эстонца
Обиженный взгляд Бедной Лизы.

Затвор — как запретную дверцу,
Приклад — как предлог между делом.
Назначь мне уютное место под сердцем —
И я сам обведу его мелом.

Для снайперов я — пистолетное мясо,
Ценою чуть больше рубля.
Этого много — для свинопаса,
Но мало — для короля.

Пусть полнокровие Луны
Добавит блеска твоей короне,
Лишь кровь стечет с клинка струны —
Я стану принцем этой крови.

В клубке трагических ироний
Вновь хеппи-эндом бредит мир —
Я стану принцем этой крови,
Ты — королевой этих лир.

На рок отвечать попсою —
Признак прощального тона.
Полей же меня неживою водою
Из глаз Печального Дона.

Но всех доноров со всей Ламанчи
Не хватит, чтобы выплакать море.
Первый пристрел, как обычно, обманчив,
И лишь в третьем присутствует горе.

Плесни же свинца мне из чёрного дота
В походное сердце солдата.
Того, что достаточно для Геродота,
Мало, мало, мало для Герострата!

Ты увлекаешься Брюсом Ли,
А я ценю блюзы Ри.
Ты любишь, чтобы стены были в пыли,
А я люблю вешать на пыль календари.
Ты лезешь вон из кожи,
А я смотрю тебе в рот.
И непонятно, кто из нас идиот.
Но — боже мой! —
как мы с тобою
непохожи,
смотри!

Пурпурный, серый бархат тебе не к лицу —
На свадьбу выбери чёрный цвет.
И в этом свежем виде выйди к венцу,
Стряхнув пыльцу с изящных манжет.

Не трогай скатерть — эти пятна лишь гриль
Из полусонных толченых тел.
Нет, это не паперть, здесь так танцуют кадриль,
Здесь Билль о правах превыше всех дел.

И мы с тобой станцуем им Билль о правах,
Заткнув за пояс законодателей мод…
Краплёный пот и пианино в кустах,
Но стоит поменять места,
Зажав уста, считать до ста —
до ста… до ста… до ста…
достаточно… цейтнот.

Ты увлекаешься Брюсом Ли,
А я ценю блюзы Ри.
Ты любишь пейзажи, чтобы как у Дали,
А я люблю дали и фонари.
Ты только строишь рожи,
А я в ответ кривлю рот.
И наш союз с тобой — как тот бутерброд.
Но — боже мой! —
Как мы с тобою
непохожи,
смотри…

Город устал,
Город остыл,
Город впал в забытьё.
Веки твои наливаются ветром.
Что впереди — всё твоё.
А впереди — как всегда, километры
дорог.
Город у ног
дышит…

Видишь, как я задыхаюсь без времени,
Стараясь забыть всё, что было до нас с тобою?
Слышишь, как я прощаюсь с деревьями,
Пытаясь понять, где в листве состоянье покоя?

Но ветер срывает со стенок афиш заплаты,
Ветер сбивает все точки отсчёта истин.
Нам удалось совместить наши циферблаты,
Но стрелкам никак не сойтись в самом главном месте…

В городских кораблях —
Только пустопорожние трюмы,
На далёкой земле —
Лишь подвалы, цинга и решётки…
Что смогу я отдать? —
Только тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы, тюрьмы…
Больше нет у меня
Ничего-ничего за душою!

Так что выучи вавилонский.
Выучи вавилонский.
Лучше выучи вавилонский,
Выучи вавилонский:
Этот язык нам полезней других досужих.
Стаи борзых уже учуяли след весенний.
Я никому, никому до утра не нужен —
В этом моё и твоё навсегда спасенье.