Анатолий Либерман - Новые переводы сонетов Шекспира

Ты вычленен для женщин — их и радуй,
А мне оставь свою любовь в награду.

Я не состарюсь зеркалу назло,
Пока ты светлой юности ровесник.
Но борозды, измяв твое чело,
И сквозь меня пройдут, как смерти вестник.
Покровы сердца моего — твой дар.
Оно из красоты твоей соткалось
И, в грудь твою войдя, в тебе осталось.
Конечно, молод я, раз ты не стар.
Будь бдителен, не рви того, что тонко.
Смотри: тебя, а не себя храня,
Я клад лелею, вложенный в меня,
Как от болезней берегут ребенка.

Мой дар тебе был без возврата дан;
Не мучь его, умершее от ран.

Когда усталый я ложусь в постель,
Чтоб сладкий отдых телу дать в пути,
Для новых странствий ум находит цель
И мысли в даль стремится увести.
Толпой паломников они спешат
Туда, к тебе, в земли иной конец.
В ночную тьму, вперяя жадный взгляд,
Я вижу то, что видит и слепец.
Я зреньем внутренним, пронзая мрак,
Незрячим оком вижу призрак твой;
Он, как бриллиант, как утра светлый знак,
Мглу ночи заменяет синевой.

Что дух, что плоть, что темнота, что свет,
Покоя нам не может быть и нет.

Как быть могу я весел и здоров?
Покой мое не посещает ложе.
Не лечит мук дневных ночной покров —
Что день, что ночь; что ночь, что день — всё то же.
Враги друг другу, свет и темнота,
Чтоб истязать меня, сплетают руки:
Страданьем тот и жалобами та
На то, как стражду я, как бьюсь в разлуке.
Дню говорю я: «Пусть придет затменье —
Любую тьму рассеет он собою»;
Шепчу беззвездной ночи в утешенье:
«Когда он рядом, небо голубое».

Но с каждым днем дневная боль сильнее,
А ночью — ночь, и путь к тебе длиннее.

В сиянье видел утро я не раз,
Осыпавшее золотом вершины;
Целует с высоты монарший глаз
Зеленый дол и темные стремнины.
Бывает, туч чернейших череда
Замажет неба блещущее око,
И видит безутешный мир тогда,
Как оскорбленный свет бежит с востока.
И мне лучи упали на чело,
Лучи меня согревшего светила,
Но через час сияние ушло:
Ближайших туч его завеса скрыла.

Но и с пятном возлюбленный приятен:
Земному солнцу как прожить без пятен!

Ты обещал мне, что я в путь пойду
При ярком солнце: «Плащ оставь другим».
Но злобных туч я вижу череду,
И скрыл твой светлый лик зловещий дым.
Твой редкий взгляд в разрыве туч — обман;
Пусть на лице от ливня капель нет,
Что проку в мазях, лечащих от ран,
Когда не смыт от униженья след?
Нет снадобья от горя моего;
Твое раскаянье — красивый жест.
Обидчик плачет? Что мне до того?
Извечна мука и бессрочен крест.

Ах нет! Как жемчуг, каждая слеза;
Бесценен выкуп, и прошла гроза.

Я так скажу тебе: хотя нас двое,
Делим ли разделенных чувств союз?
На мне есть пятна. Я их не отмою;
Ты не поможешь мне нести их груз.
Сильно добро — меж любящими нить;
Сильно и зло, не знающее права:
Любви оно не может отменить,
Но, где оно, там горькая отрава.
Тебя увидев, мимо я пройду;
Позор оплакан — что нам делать рядом?
И ты пройдешь, чтоб отвести беду,
И честь свою не запятнаешь ядом.

Мне эта перемена не нужна!
Раз мой ты весь, молва о нас одна. [1] Та же концовка повторена в № 96. Причины этого повтора обсуждались многократно, но без успеха. Все согласны, что здесь такое заключение более уместно, чем в № 96. Однако только там в ней та же рифма, что в строках второй и четвертой.

Пока тот день не наступил для нас,
Когда любовь, не вняв моей заботе,
Грехам, нахмурясь, подведет баланс
Вернее, чем в финансовом отчете;
Когда (случится ль это?) ты пройдешь,
Согрев лучами глаз твоих другого,
И для любви я стану нехорош
И веско лягут обвиненья снова;
Пока тот день не наступил, в войне
За то, кто без греха, мы с миром квиты.
Но я борюсь с самим собой, и мне
Не быть в суде свидетелем защиты.

Закон: обратно друга не зови;
Бессильна казуистика в любви.

Твой раб, я времени веду отсчет
Лишь по твоим часам — что день, что вечер;
Без дел твоих нет у меня забот,
И сутки больше мне заполнить нечем.
Тягуче время. Это не упрек:
Следить за ходом стрелок негодуя,
Сердиться на тебя какой мне прок?
Хозяин, ты велел мне ждать, и жду я.
И мысль моя ревниво не бежит
Тебе вослед: что делаешь, и где ты?
Печальный раб пространство сторожит
И рад: тобой твои друзья согреты.

Любовь, как шут; всем дураку ты мил:
Закон — лишь то, что ты постановил. [2] Строка 13 кончается словами in your will. Делались попытки каламбурно связать will с Will, именем Шекспира, как в номерах 135, 136 и 143. Здесь эта игра слов крайне маловероятна, но, на всякий случай, я закончил перевод слогом вил .

Избавь меня продавший в рабство бог [3] Видимо, имеется в виду бог любви Амур.
От мысли направлять твои желанья,
Следить ревниво, где и с кем ты лег:
Вассал лишь исполняет приказанья.
Позволь же мне остаться взаперти,
Блаженствуя (ты избежал неволи!),
Привычно оскорбление снести
И не искать в тебе причину боли.
Не отменить твоих прерогатив,
И не тебе давать другим отчет.
Ты вправе, самого себя простив,
Быть там и с тем, куда тебя влечет.

Суров ты или милостив, я жду,
Хотя, чем ждать, я лучше б жил в аду.

Неужто все, что есть, как мир, старо?
В самообмане ум встречает беды;
Изобретая новое добро,
Он не дитя рожает, а последы.
О, повернуть бы солнца круговерть
На пять веков и новыми глазами
В древнейшей книге образ твой узреть,
Запечатленный теми письменами!
Узнать, что думали в былые дни
О красоте — тобою ставшем чуде;
Из нас кто лучше: мы или они,
А может быть, не изменились люди?

Уверен я: неотразимей стал
Красы и совершенства идеал.

Оплачу ль я над гробом твой уход
Иль первым я в сырой земле истлею,
Тебя отсюда смерть не заберет,
Когда меня забудут, не жалея.
Отсюда жди признанья на века,
А все мои дела, как сам я, — прах.
Моя судьба — могила бедняка,
Твоя — расти у вечности в глазах.
Я памятник тебе воздвиг из слов
Для уст поэтов будущих эпох,
Для глаз потомков — ревностных чтецов,
Когда мы выдохнем последний вдох.

Из уст в уста пойдут мои слова:
Без устали их разнесет молва.

Кто скажет всё, кто всех велеречивей?
Ты лишь один ниспослан нам судьбой.
Что в похвалах сказать об этом диве?
Твой подражатель должен стать тобой!
Перу — гипербол россыпи пристали,
Когда оно объект достойный славит,
Но ты один такой меж нас. Едва ли
Другой поэт мои слова исправит.
Пусть не ухудшит он того, что есть,
О красоту не изломавши копий;
Весь мир художнику окажет честь,
Творцу прекрасных, как природа, копий.