Анатолий Либерман - Новые переводы сонетов Шекспира

Ты к похвалам питаешь сам пристрастье,
Да плохо хвалим мы — вот в чем несчастье.

Ты дорог для меня, ты всех дороже.
Прощай! Себе ты, верно, знаешь цену,
Но ценность акций очевидна тоже,
И их держателю найдут замену.
Насильно как остаться лучшим другом?
И среди прочих чем я был отмечен?
Твой дар я получил не по заслугам;
Теперь мой срок истек. Заем не вечен.
Возможно, знал себя ты слишком мало,
А может быть, меня судил превратно;
Я на проценты жил от капитала —
Но по ошибке. Всё возьми обратно.

Я обладал тобою в сновиденье:
Король во сне, бедняк при пробужденье.

Когда меня ты сбросишь со счетов,
Как груз, достойный твоего презренья,
Я буду защищать тебя готов —
Я, ставший жертвой клятвопреступленья.
Свои пороки зная достоверно,
Все тайное смогу я сделать явным,
И пусть тебя моя прославит скверна,
А мой конец пусть назовут бесславным.
Но вижу выигрыш я в конце пути.
Я занят в мыслях лишь одним тобою;
Себе вредя, чтобы тебя спасти,
Я пользу для обоих нас удвою.

Так велика к тебе любовь во мне,
Что рад я сгинуть по твоей вине.

Уйди; скажи: «Ты плох», — и я смогу
Тебе разумно что-нибудь ответить.
Скажи: «Не прям ты», — я согнусь в дугу
И кривизны сумею не заметить.
Как хочешь, обесславь. Изобрази
В тонах благопристойных вероломство.
Тебе в угоду утону в грязи,
Забуду прежнее, прерву знакомство.
Беги моих путей. Из всех имен
Сладчайшее не вырвется признаньем;
Не причинить бы мне ему урон
Кощунственным о нас напоминаньем.

Но я защитник твой. Зови судей:
Твой враг в любви — и для меня злодей.

Чем люди хвалятся? Что первородны;
Тем, что мошну кидают на весы;
У тех одежды не сидят, но модны,
У этих ловкость, лошади и псы.
Есть темперамент — есть и примененье.
Богатство, сила, выучка, охота —
Достойная, но не моя забота:
Взять в лучшем лучшее — мое стремленье.
Могу ли быть судьбе я благодарней!
Что мне камзола гордого покрой?
А предки, ловкость, ловчие и псарни —
К чему они? Я тоже горд: ты мой!

Но бедность есть. От мысли той немею:
Все потерять в беде, что я имею.

Что ж, сделай худшее: уйди, убей.
Мне жизнь поставила одно условье:
Живи, пока жив ты. Я весь в тебе
И связан намертво с твоей любовью.
Чего бояться мне с таким щитом?
Пусть я погибну в зряшнем столкновенье,
Всё будет лучше, что придет потом,
Чем в страхе ждать измен и измененья.
Непостоянен ты — я раздражен,
Но нет мне жизни без твоих капризов.
То жребий мой, и как прекрасен он!
Пока я твой, пусть смерть бросает вызов.

Без пятен есть ли в мире естество?
Ты лжешь? Нет, я не слышу ничего.

Что ж, веря в верность, я и проживу —
Как рогоносец: но в лице любимом
Любовь я вижу и любовь зову —
Блаженство, ставшее недостижимым.
Ведь неприязнь чужда твоим чертам:
Они не отражают измененья.
Читал я и другие лица. Там
Все выдают бровей и губ движенья.
Но так угодно небу самому:
Твое лицо неотразимо манит;
Дай отвратиться сердцу и уму —
Оно манящим быть не перестанет.

Соблазн в тебе, как Евина приманка:
Вид ослепляет, но горька изнанка.

Сколь обольстительно ты скрыл позор!
Как мерзкий червь в благоуханной розе
Тем, что он в ней, притягивает взор,
Так виден твой порок в красивой позе.
Ты повторяешь перечень побед;
За ним идет постыдный комментарий,
Но не в ущерб тебе — ущерба нет:
Завидный дар — упасть и быть в ударе.
Что за вместилище тебе дано,
Для дел греховных светлое жилище!
Какое там ни посади пятно,
Ты всех, как был, прекраснее и чище.

Но помни: может затупиться скоро
Твердейший нож, врезаясь без разбора.

«Он просто юн». «Но и развратник тоже».
«Он юный чаровник, где ж в том вина?»
Ты мил простолюдину и вельможе:
В чаровнике виновность не видна.
На пальце королевы — хоть и жесть!
К кольцу, как к золоту, наш взор прикован.
Так и твою ничто не губит честь,
И в добродетель грех перетолкован.
Стада ягнат легко увел бы волк,
Когда б ягненка принял он обличье.
И для зевак немалый был бы толк
Не срывы видеть, а твое величье.

Мне эта перемена не нужна!
Раз мой ты весь, молва о нас одна.

Не говори, что сердцем стал я лжив.
Хотя в разлуке пламя ослабело,
Душа моя в тебе. Пока я жив,
Чем душу, лучше потерять мне тело:
Ведь ею я люблю. Я уходил,
Но видишь: вовремя пришел обратно.
Не смятый временем и полный сил,
Несу я воду, чтоб отмыть все пятна.
Я не считал постыднейших утрат
В случившемся паденье многократном,
Но на полушку не сменял твой клад —
Не верь таким нелепым, диким пятнам.

Лишь ты твоею красотой нетленной
Остался для меня во всей вселенной

Нет, Время, твой мне не опасен шаг:
Из новых глыб ты строишь пирамиды —
Вот невидаль, вот новость для зевак;
И не такие видывал я виды.
Наш краток срок. Мы слушаем рассказ
И говорим: «Ах, как свежо, как метко!»
Ничьи слова не рождены для нас:
В числе других они пришли от предка.
Не ставлю я анналов вес ни в грош,
Былое, настоящее — не жаль их.
Твоих анналов фолианты — ложь,
Записанная в спешке на скрижалях.

Клянусь: лишь верность (пусть хоть сгинут все!)
Не покорится ввек твоей косе.

От музыки, о музыка моя,
Я постоянно прихожу в смятенье.
Под пальцами гармонии струя
Колышет нежных струн переплетенье.
Танцуют клавиши! Мореный дуб
Целует драгоценные ладони;
Так жатву для моих иссохших губ
Ворует дерево в лихой погоне.
Губам бы стать — нет, им бы лучше быть
На месте мертвых деревянных клавиш!
Зачем на них ты тратишь пальцев прыть,
А не живым губам ее оставишь?

Пусть пальцы бойкий инструмент берет,
А мне для счастья нужен только рот.

Откуда взять мне снисхожденья дань?
Мне сердце сдавлено обидой горькой.
Злым языком, а не глазами рань
И будь с бойцом — бойцом, а не актеркой.
Признайся: «Мил не ты», — но не бросай
При мне зазывных взоров на другого.
Зачем хитрить и ранить невзначай?
Я побежден и не скажу ни слова.
Нет, нет, скажу: «Она ведь поняла,
Что прелести ее — мне вражья сила,
И увела их, чтоб избегнуть зла,
И стрелы их к другому обратила».

Не надо! Я ведь при смерти. Уволь:
Добей уж взглядом — сразу стихнет боль.