Сергей Кутолин - Впечатления (Опыт рефлексии визионерства)

А ты, унылое проклятье,
Ты, зачумлённая Свобода,
Твои холодные объятья
несут лишь мрак и непогоду.
Бульон из серых либералов,
Интеллигенции в народ, —
Кого в свободу не кидало,
Кто не спешил на стадный огород.
Когда на этом марафоне
Вы потребляете бульон
в своём заблёванном вагоне,
то паровоз спешит в загон.
Загон — коммуна — остановка,
Свобода здесь, свобода там,
В твоих руках твоя винтовка
и твой заштопанный бедлам.

Память снова заспешила,
раззвенелся аромат,
то черемуха горчила,
рассыпая свой наряд,
Где-то цвет запел в низинах
синим, красным, голубым,
Солнце село жёлтой дыней.
Как нам жить и жить одним,
Не тоскливо, — жизнь сурова,
Не спеша, — спешит балбес,
В слове новом, — чувства новы,
в чувстве много темных мест.
В чувстве, разуме и воле,
Опахале интуиций
Прозреваю жизни поле,
где летаю светлой птицей.

Люблю ходить среди могил,
средь судеб прожитых, безвестных, —
их смертью жребий опалил
как будто в мире нашем тесно.
А здесь и креп, и тишина,
и в тишине стокует дятел,
Душа безбрежностью полна,
а новый мир как будто спятил.
Но открываю каждый раз,
что это просто размышленье
стучится в душу мне в тот час,
когда я мыслю о творенье,
о бесконечности его,
о счастье, радости и горе,
о человеческой судьбе,
добре и зле, путях неволи.
Свобода — радостный конец,
Необходимость-тьма печали,
и всё ж за нашими плечами
как солнца Вечности Венец.

Тихо. Как-то тихо
на зеленом поле,
Пахнет свежим жмыхом
осенью на воле.
Рыжие коровы
так степенно — чинны,
смотрятся по новому
как бы без причины.
Смотрятся по новому
лес, озера, сполохи,
Ночью вместе с совами
различаю шорохи.
Всё это откуда-то
из душевной странности
возникает с мудростью
в новой светлой данности.

Посмотри ей в большие глазницы,
Видишь, вечность усталая в ней,
чередой бесконечные лица,
неоглядная серость полей.
Нет ни света, ни тени улыбки,
лишь оскал лошадиных зубов,
да качается в млечности зыбкой
преогромная тьма черепов.
И палящее солнце пустыни,
и разлив безымянных дождей
жарит, моет те жёлтые дыни,
что лежат урожаем полей.
И совсем удобрением стали
кости желтые и черепа,
что когда-то любили, искали
и косили когда-то хлеба.
Как должно быть не просто и грустно
сеять в землю печальный посев,
на душе бесконечно и пусто,
миг застыл, на лету пожелтев.
Если кончилось всё, то недолго
только тем воскресения ждать,
кто в тумане как жизни промозглой
мог добро ото зла отличать.

Завлекают объятия истин
те, что сущностью нам не даны
в грозном шорохе ветра и свисте
пролетающих бурь. Как сны
пляшут, плачутся мысли — мальвины,
серым волком качается тьма,
ты как глупый чурбан-Буратино
ищешь путь свой, смеясь от ума.
Разметалась ромашек поляна,
на поляне той курья изба,
как глубоко и буйственно рано
счастье чертит морщины со лба,
Карабас — Барабас отдыхает,
за спиной суетится Судьба,
хвост от истин во тьму пропадает,
утешает нас свет и борьба.

Зазолотилось солнце в комнате моей,
расправив крылья, утро начинает
игру и цвета, и теней,
и свежестью на стёклах зарыдает.
А я лежу и думаю о новом,
о воплощении проснувшихся идей,
Нам в прошлом будущее кажется готовым,
его мы видим в призме наших дней.
Не замечаем миг, сегодняшнее время,
оно живет как будто бы вне нас,
в костре горят и углятся поленья,
но им огонь себя не передаст.
Сегодня утро, утро я встречаю,
а предыдущее забрало у меня
всё то, что прошлым ныне ощущаю,
но созидается для будущего дня.

На стенах утро заплясало
в узорах робко-золотых
и шумом улицы упало
из звуков твердых и простых.
И ото сна вставала память,
и мысль, свой путь преодолев,
вошла в сегодняшнее пламя
ещё проснуться не успев.
Я понимаю, нужно чаще
писать о чувственно-простом,
о том, что жизнь светлей и краше,
о безразличном и пустом,
но лик свой, выставив в окошко,
нам нужно славить их плетень,
Эй, отдохни душа, немножко,
восчувствуй просто новый день.

Закипали деревья прохладой,
по низинам пластался туман,
обомлевшие запахи сада
ткали жёлтым живой сарафан.
Звонким лаем хлестались собаки,
на плетнях восседали коты,
наблюдая безумные драки
и пушистые пряча хвосты.
Ну а осень мела по дорогам,
раздевая леса и кусты,
как разбойник, не слушая Бога,
крала нечто у всей красоты.
Мы с тобой повстречаемся — снова,
Перламутрово — синий туман,
нагадай мне остаться здоровым,
жить так жить, — остальное обман.

Море робко шелестело,
в синей глади млел закат,
в чаще леса звень кипела,
зажигая райский сад.
Очумело край небесный
прозревал в сиянье глаз,
Мир бескрайний и чудесный
проливался снова в нас.
Ошарашенно глядели
только белые дома,
Окна сонные потели,
вытирая пот со лба.
Прошлым сердце отзывалось,
а душа летела в даль,
в ту страну, где просыпалась
затаённая печаль.

Дождь по лужам сепетится,
Томна тёмная вода,
В эту ночь опять не спится,
Что со мной? Иду куда?
Голубятся шлейфы молний,
Вяжет цепи шумный гром,
Кто меня сегодня помнит? —
Всё об этом, об одном.
Влажных листьев синий шепот,
На балконе я один,
Начинает звонко шлёпать дождь, —
мохнатый господин.
И под молний свет и пляску
бесноватого дождя,
Внял твоим, природа, лавкам,
что баюкают меня.