Илья Сельвинский - Стихи

Милая моя...)

Разве снесть

В глазах бессонных соль?

Разве есть

Еще такая боль?

О миры

Скрежещется ноябрь!

(О, Мария,

Милая моя...)

Кончен грог.

Молочницы скрипят.

Скрипку в гроб,

Как девочку, скрипач.

Звонари

Уходят на маяк.

(О, Мария,

Милая моя...)

День как год,

Как черный наговор.

Я да кот,

И больше никого,

Примири

Хоть с гибелью меня,

О, Мария,

Милая моя!

1932, Пароход "Пронто" (Норвегия), пролив Лаперуза

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Политик не тот, кто зычно командует ротой,

Не тот, кто усвоил маневренное мастерство, —

Ленин, как врач,

Слушал сердце народа

И, как поэт,

Слышал дыханье его.

1966

Русская советская поэзия.

Под ред. Л. П. Кременцова.

Ленинград: Просвещение, 1988.

В этот день в синагоге

Мало кто думал о боге.

Здесь плакали,

рыдали,

Рвали

ворот

на вые,

Стенали и просто рычали,

Как глухонемые.

Когда же сквозь черный ельник

Юпитер взглянул на порог,

В рыдающей молельне

Взвыл бычачий рог.

Был в этом древнем вое

Такой исступленный стон,

Как будто всё вековое

Горе выкрикивал он!

Всю тоску и обиду,

Мельчайшей слезинки не пряча,

Глубже псалмов Давида

Выхрипел рог бычачий.

Пока он вопил от боли,

Пока он ревел, зверея,

На улицу вышли евреи,

Не убиваясь более:

Теперь от муки осталась

Тихая усталость.

Их ждали уже катафалки,

Щиты библейской легенды,

Искусственные фиалки,

Смолистые елки, ленты.

Взглянув на пустые гробы,

Поплелся раввин гололобый;

Одеты в суконные латы

И треуголки Галлии,

Подняв на плечи лопаты,

Факельщики зашагали;

Сошел с амвона хор,

Спустились женщины с хор —

И двинулись толпы в застенок

К бывшему "Лагерю смерти",

Дабы предать убиенных

Тверди.

Но где же трупы, которые

Грудой, горой, мирами

Лежали у крематория,

Отмеченные номерами?

Где пепел хотя бы? Могила?

И вдруг — во взорах отчаянных

Оплывы сурового мыла

Блеснули в огромных чанах.

Глядите и леденейте!

Здесь не фашистский музей:

В отцов тут вплавлены дети,

Жены влиты в мужей;

Судьба, а не бренные кости,

Уйдя в квадратные соты,

Покоится тут на погосте

В раю ароматной соды.

Ужели вот эта зона

Должна почитаться милой?

Но факельщики резонно

В гроба наложили мыла,

И тронулись бойкие клячи,

За ними вороны нищие.

Никто не рыдает, не плачет...

Так дошли до кладбища.

О, что же ты скажешь, рабби,

Пастве своей потрясенной?

Ужели в душонке рабьей

Ни-че-го, кроме стона?

Но рек он, тряся от дрожи

Бородкой из лисьего меха:

"В'огавто

л'рейехо

комейхо!"-

Всё земное во власти божьей...

А в вечереющем небе

Бесстрастье весенней тучи.

И кто-то: "Вы лжете, ребе!"-

Закричал и забился в падучей.

"Ложь!"- толпа загремела,

"Ложь!"- застонало эхо.

И стала белее мела

Бородка из рыжего меха.

А тучу в небе размыло —

И пал

оттуда

на слом

Средь блеска душистого мыла

Архангел с разбитым крылом...

За ним херувимов рой,

Теряющих в воздухе перья,

И прахом,

пухом,

пургой

Взрывались псалмы и поверья!

А выше, на газ нажимая,

Рыча, самолеты летели,

Не ждавшие в месяце мае

Такой сумасшедшей метели.

1960, Кунцево

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Можно делать дело с подлецом:

Никогда подлец не обморочит,

Если только знать, чего он хочет,

И всегда стоять к нему лицом.

Можно делать дело с дураком:

Он встречается в различных видах,

Но поставь его средь башковитых —

Дурачок не прыгнет кувырком.

Если даже мальчиком безусым

Это правило соблюдено,

Ни о чем не беспокойся. Но —

Ни-ког-да не связывайся с трусом.

Трус бывает тонок и умен,

Совестлив и щепетильно честен,

Но едва блеснет опасность — он

И подлец и дурачина вместе.

1961

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Что мне в даровании поэта,

Если ты к поэзии глуха,

Если для тебя культура эта —

Что-то вроде школьного греха;

Что мне в озарении поэта,

Если ты для быта создана —

Ни к чему тебе, что в гулах где-то

Горная дымится седина;

Что мне в сердцеведенье поэта,

Что мне этот всемогущий лист,

Если в лузу, как из пистолета,

Бьет без промаха биллиардист?

1958

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Шахматные кони карусели

Пятнами сверкают предо мной.

Странно это круглое веселье

В суетной окружности земной.

Ухмыляясь, благостно-хмельные,

Носятся (попробуй пресеки!)

Красные, зеленые, стальные,

Фиолетовые рысаки.

На "кобылке" цвета канарейки,

Словно бы на сказочном коне,

Девочка на все свои копейки

Кружится в блаженном полусне...

Девочка из дальней деревеньки!

Что тебе пустой этот забег?

Ты бы, милая, на эти деньги

Шоколад купила бы себе.

Впрочем, что мы знаем о богатстве?

Дятел не советчик соловью.

Я ведь сам на солнечном Пегасе

Прокружил всю молодость свою;

Я ведь сам, хмелея от удачи,

Проносясь по жизни, как во сне,

Шахматные разрешал задачи

На своем премудром скакуне.

Эх ты, кляча легендарной масти,

На тебя все силы изведя,

Человечье упустил я счастье:

Не забил ни одного гвоздя.

1958

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Ах, что ни говори, а молодость прошла...

Еще я женщинам привычно улыбаюсь,

Еще лоснюсь пером могучего крыла,

Чего-то жду еще — а в сердце хаос, хаос!

Еще хочу дышать, и слушать, и смотреть;

Еще могу шагнуть на радости, на муки,

Но знаю: впереди, средь океана скуки,

Одно лишь замечательное: смерть.

1958

Илья Сельвинский. Избранные произведения.

Библиотека поэта (Большая серия).

Ленинград: Советский писатель, 1972.

Как впаянный в льдину мамонт,

Дрейфую,

серебряно-бурый.