Лариса Миллер - Накануне не знаю чего

Между листьями свет, между ветками свет...
Ничего, кроме света на свете и нет,
Ничего, кроме белого, белого дня,
Что начало берёт с заревого огня
И уходит, кончаясь закатным огнём...
Надо жить на земле лишь сегодняшним днём,
Что огромен и нов, светоносен и чист,
Где на ветке горит несгораемый лист.

Уплываю, уплываю,
Покажусь и снова таю
То в тумане, то в ночи...
Ну хоть ты мне постучи,
Дождик серенький, в окошко,
Поболтай со мной немножко,
Прошепчи: «Ты не одна,
Вот заря уже видна,
И плывёшь ты ей навстречу».
Коли спросишь, я отвечу.
Кабы знал ты, что спросить,
Поспешая оросить
Эту землю, эту крышу,
Монотонный стук твой слышу
И плыву невесть куда
Сквозь туманные года.

Вроде песенка про зори,
А звучит она в миноре,
А звучит на грустный лад,
Будто песня про закат.
В ней живут такие звуки,
Будто петь нельзя без муки,
Будто даже и заря
Ранит душу, свет даря.

И всё же, если изловчиться,
Дурное с нами не случится.
Коль встанешь там, а лучше тут,
Увидишь, как они цветут —
Непрочные цветы жасмина...
А жизнь податлива, как глина,
Что хочешь из неё лепи,
А то, что вылепил, люби,
И не видать тебе дурного...
Не удалось? Попробуй снова.

Птица лёгкого пера
За окном моим летает.
День текущий догорает,
Превращаясь во вчера,
Превращаясь в «было, был
И уже не повторится...».
За окном летает птица
С тихим взмахом лёгких крыл.

Ну вот. Ты дожил до седин,
А всё до счастья шаг один.
Один-единственный шажок...
На небе солнечный кружок.
Под ним живёшь который год.
Мир полон тягот и невзгод.
Горят осенние огни.
Устал? И всё-таки шагни.

Когда вечерело, когда вечерело,
И лампочка под абажуром горела,
И ручка по белой бумаге бежала,
И тень на листе моём белом лежала,
Пришла тишина, тишина наступила
И разом квартиру мою затопила,
И ручка бежать по листу перестала,
И я поняла, что смертельно устала.

А посреди земного ада
Звучала звонкая рулада,
Пылали маки в том аду,
Цвела кувшинка на пруду.
Кувшинка на пруду белела,
А сердце всё равно болело,
Господь о помощи просил,
И жить едва хватало сил.

Августовский день нарядный,
Ненаглядный, ненаглядный,
Ты помедленней теки.
Наша жизнь есть факт отрадный.
Луч касается щеки
Аккуратно, осторожно.
Нынче жить совсем не сложно.
Сверху синь, внизу трава.
Всё говорено, и можно
Больше не искать слова.

Читай в незримом букваре,
Как облака плывут горе,
Плывут небесные овечки, —
Шепчи простейшие словечки.
Читай, губами шевеля,
Но только медленно: «Земля,
Осенней паутины нитка...»
Уже которая попытка
Всю эту азбуку прочесть.
Читай сначала. Время есть
Пока. А если даже нету,
Читай, присев поближе к свету.

Всё пройдёт, пройдёт, ей-богу,
Потихоньку, понемногу.
Я пройду, и ты, и он —
Всё пройдёт: и явь и сон.
И не надо трепыхаться,
От обиды задыхаться.
Жизнь, конечно же, не мёд,
Но она пройдёт, пройдёт.

Эта горестная нота...
Время краткого полёта
Ниоткуда никуда.
Сад осенний шепчет что-то,
Бормочу в ответ: «О, да...»,
Хоть его невнятны речи.
Поживём. Ещё не вечер.
Полетаем, поживём.
Ярко вспыхивают свечи...
Слава Богу, мы вдвоём.
Слава Богу, время длится,
Нам один и тот же снится
Золотой летучий сон...
В старом доме сладко спится
Под шуршанье жёлтых крон.

Я уже плохой ходок.
Утки, озеро, ледок,
Небосвод пустой и серый,
Старый лаз забит фанерой.
И не деться никуда.
Осень, стылая вода.
Шагом медленным, усталым
Прохожу по листьям палым.

Поведай, что же ты открыл
Под вечный шум небесных крыл.
Открыл, что жизнь не мёд, не млеко
И золотого нету века.
Открыл, что с каждым днём больней
И жить, и расставаться с ней —
С неповторимой жизнью этой,
И с бедной сумрачной планетой.

А я, как глухая тетеря,
Токую: «Потеря, потеря», —
Тоскуя с зари до заката,
Токую: «Утрата, утрата...»
А жизнь мне другое пророчит
И щёку легонько щекочет
Лучом, что и нежен, и ярок,
И шепчет: «Подарок, подарок».

Ничего с тобой не будет:
Помелькаешь – пропадёшь.
Этот мир тебя забудет,
А другого не найдёшь.

Впрочем, всё это догадки.
Может, будет всё не так...
Гаснет день январский краткий,
Дальше темень, дальше мрак.

Дальше, дальше, что там дальше?
Говорят, что тишина...
Белый снег идёт тишайший,
Снега белая стена.

Тишиной всё завершится...
Длится хлопьев снежный бал...
Так легко всего лишиться,
Чем едва ли обладал.

Жизнь меня морочила, жизнь меня манила,
Окунала перышко в синие чернила
И писала набело, вовсе без запинки,
Все свои послания строго по старинке,
Чтобы я читала их, шевеля губами,
Как когда-то азбуку я читала маме...
Неостановимое перышко скрипело,
И синица вешняя за окошком пела.

А день, ничем не омрачённый,
Обласканный и золочёный, —
Он жив и светится пока.
Дорога, облако, река.

И все в нём могут разместиться:
Здесь мы с тобой, а выше птица,
А ниже множество теней —
Та покороче, та длинней.

И всё, что за день жизнь накопит,
Она в ночи глубокой топит,
В ночи глубокой, как в пруду.
И что же завтра я найду?
Я день найду лучистый, новый,
Просторный, ко всему готовый.

Дитя лежит в своей коляске.
Ему не вырасти без ласки,
Без млечной тоненькой струи.
О Господи, дела твои.

Тугое новенькое тельце
Младенца, странника, пришельца,
Который смотрит в облака,
На землю не ступив пока.