Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Буржуазная по своему объективному содержанию, по своим историческим задачам, французская революция конца XVIII века была демократической по своим движущим силам. Роль народных масс в событиях этой революции, в ее развитии по восходящей линии была чрезвычайно велика; «…буржуа на этот раз, как и всегда, были слишком трусливы, чтобы отстаивать свои собственные интересы, — указывает Энгельс ( в письме к Каутскому от 20 февраля 1889 года ), — …начиная с Бастилии, плебс должен был выполнять за них всю работу… без его вмешательства 14 июля, с 5–6 октября до 10 августа. 2 сентября и т. д. ancien regime [525] Старый порядок ( франц. ). неизменно одерживал бы победу над буржуазией, коалиция в союзе с двором подавила бы революцию… таким образом, только эти плебеи и совершили революцию» [526] К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, издание второе, т. 37, с. 126. .

Решающая роль народных масс и тесная связь с ними органов якобинской диктатуры хорошо показаны в романе Гюго. «Народ следил за Конвентом через свое открытое окно — трибуны для публики, но когда это окно оказывалось слишком узким, он распахивал дверь и в зал вливалась улица». Заседания Конвента беспрестанно прерывались появлением депутаций от народа с приветствиями, петициями, дарами. Описывая эти сцены, Гюго подчеркивает, что обычно они носили дружелюбный характер, происходили в обстановке братания. «Впрочем, не всегда обходилось так мирно, и Анрио в таких случаях приказывал ставить у входа в Тюильрийский дворец жаровни, на которых накаливали пушечные ядра». Так было, заметим, только один раз — 2 июня 1793 года, когда сорок тысяч вооруженных жителей народных кварталов окружили здание Конвента, навели на него пушки, потребовали и добились декрета об исключении и аресте двадцати двух депутатов-жирондистов и двух министров, принадлежавших к той же партии.

Все симпатии автора романа «Девяносто третий год» принадлежат простым людям Франции вроде сержанта Радуба, крестьянина по происхождению, беззаветно храброго бойца республиканской армии, человека, наделенного огромной человечностью и душевным благородством. Таких Радубов было много во французских революционных войсках, победоносно отражавших натиск вражеских армий и удары контрреволюционных мятежников. Однако Гюго не вскрывает социально-экономических причин ( полная ликвидация феодализма, переход к свободной крестьянской собственности на землю и т. д. ), обеспечивших эти блестящие победы, которые потрясли всю Европу.

Придавая такое большое значение роли народных масс, а также руководящих исторических деятелей, Гюго видел, однако, в революции действие стихийных сил, не зависящих от воли людей. «Революция, — утверждает он, — есть дело Неведомого… Революция… форма той имманентной силы, которая теснит нас со всех сторон и которую мы зовем Необходимостью… То, чему положено свершиться, — свершится, то, что должно разразиться, — разразится». Эта чисто фаталистическая концепция исторического процесса весьма характерна для Гюго как писателя буржуазно-демократического направления. Но фатализм сочетается у Гюго с оптимизмом, с глубокой верой в прогресс человечества. «Над революциями, — заявляет он, — как звездное небо над грозами, сияют Истина и Справедливость».

Идеалистическое мировоззрение Гюго и его политическая позиция как буржуазного демократа, далекого от социалистической идеологии рабочего класса, чуждого ей, определили слабые стороны этого романа, обусловили имеющиеся в нем принципиальные недостатки.

И все же «Девяносто третий год» представляет собой выдающееся, монументальное произведение, наиболее сильное среди произведений мировой художественной литературы, посвященной бурному революционному перевороту конца XVIII века.

Романтическая драма «Эрнани» была написана в августе-сентябре 1829 года, как бы в ответ на запрещение цензурой предыдущей драмы Виктора Гюго «Марион Делорм». 25 февраля 1830 года «Эрнани» появился на сцене театра «Комеди Франсез». В том же году драма была издана в сценическом варианте, а в первоначальной авторской редакции — в 1836 году.

В напряженной атмосфере кануна июльской революции постановка «Эрнани» явилась политической демонстрацией, и это предопределило шумный успех пьесы. В предисловии к «Эрнани» Гюго открыто объявил свой романтизм «либерализмом в литературе», а в самой драме изобразил отверженного официальным обществом человека трагическим героем и соперником короля.

Постановка «Эрнани» на сцене театра, освященного вековой традицией классицизма, была воспринята современниками как дерзкий вызов общественному мнению в литературных вопросах. Она сыграла важную роль в литературно-театральной борьбе тех лет, вылившись в решительное столкновение двух направлений в искусстве: реакционного в ту пору классицизма и демократического романтизма. Как и в «Марион Делорм» ( июнь 1829 г. ), Гюго стремился применить в «Эрнани» новаторские принципы романтического театра, провозглашенные им еще в предисловии к драме «Кромвель» ( 1827 ). Выбор сюжета не из античной истории или мифологии, а из средневекового прошлого, с выведением на сцене крупных исторических личностей, стремление передать «колорит места и времени» ( то есть национальное своеобразие, политическую и социальную обстановку эпохи, черты ее быта и нравов ), совмещение в пьесе трагического и комического, нарушение обязательных для классицизма «единств места и времени», а главное, изображение в отрицательном свете высших сословий и выдвижение на первый план демократического героя — все эти принципиальные новшества характерны не только для «Эрнани», но и для драматургии Гюго в целом,

«Эрнани» — драма историческая только по именам некоторых действующих лиц и по историческим событиям, служащим фоном для вымышленного сюжета. По существу же это, как было и с «Марион Делорм», — произведение политически злободневное. Правда, обличение монархического произвола ограничивается здесь первыми тремя актами и исчезает в последних двух; безнравственный и деспотичный король превращается вдруг в умного и справедливого императора, и герой примиряется с ним; наконец, гонимый отщепенец Эрнани оказывается грандом Испании. Политически компромиссный характер драмы явился отражением монархических иллюзий молодого Гюго, который накануне июльской революции возлагал большие надежды на смену династии во Франции. Нечеткость идейной позиции автора определила и некоторые художественные особенности пьесы. Уже Бальзак сурово осудил в ней сюжетные натяжки, неправдоподобие иных ситуаций, а также непоследовательность характера главного героя, вся «непримиримость» которого «рушится при первом дуновении милости» со стороны короля. Но современники увидели в «Эрнани» прежде всего прославление бунта — бунта личности против общественной несправедливости; они были ошеломлены новаторством формы, свободой стиха, живописностью, страстным гуманизмом первой романтической драмы Гюго, поставленной на сцене.