Уистан Хью Оден - Избранные стихотворения

И, дураков дурача, пьяный шут.

Герой ее глазами ест, отсечь немедля чтоб

У прошлого главу, просунут лишь едва --

С миссионерскою ухмылкою вдова,

Иль с ревом рвущийся потоп.

Сгребаем все к ней, благо ли -- испуг

И бьемся в створки -- если смерти мгла.

Она однажды отворилась вдруг,

Алисе показав Страну Чудес,

Столь крохотной, в сиянии небес,

Что та и слез сдержать огромных не смогла.

Все загодя купить не преминули [5]

У лучших фирм: тончайший аппарат

Для измерения порока и, подряд,

От сердца ли, желудка ли -- пилюли.

Для нетерпения -- часы, конечно. Плюс

Для сумрака -- фонарь и зонтик -- от лучей;

На пули не скупился казначей

И дикарей утешить -- связки бус.

Им Упования была ясна система,

И раньше получалось, говорят.

К несчастью, в них самих гнездилась их проблема:

Ведь отравителю нельзя доверить яд,

Кудеснику -- тончайший тот прибор

И меланхолику -- винтовочный затвор.

Здесь обнялись они, прощаясь. Больше не [6]

Им свидеться. По собственной вине.

Один рванулся к славе; шумной ложью

Сражен безжалостно, едва начавши взлет,

Другой похоронил себя в глуши, по бездорожью

Смерть тащится за ним туда который год.

Распутья, пристани, колес вагонных стук,

О, все эти места решений и разлук,

Кто может предсказать, какой прощальный дар

Укроет друга от бесчестья своей сенью,

И нужно ль вообще ему идти туда,

В края поганые и там искать спасенья?

Объяты страхом страны и погоды.

Никто не знал, вступив в борьбу со злом,

Что время не пошлет им откровенья;

Ибо легенды утверждают: для деянья

Предел ошибок ограничен годом.

Каких друзей еще предать и, покидая дом,

Каким веселием отсрочить покаянье,

Хотя, что проку в дне еще одном

Для путешествия длиною во мгновенье?

В предместьи нет окна, чтоб осветить ту спальню, [7]

Где в маленьком жару огромный день играл;

Где множились луга, где мельницы нет дальней,

Любви изнанку мелющей с утра.

Ни плачущих путей, сквозь пустоши ведущих

К ступеням замка, где Мощей Великих склеп;

Мосты кричали: «Стой!», за плащ цеплялись кущи

Вокруг руин, где дьявол шел след в след.

Он повзрослеть мечтал, забыть, как этот сон,

Все заведения, где их учили руки мыть и лгать,

И истину скорей взвалить себе на плечи,

Ту, что венчает вздоха горизонт,

Желая быть услышанной и стать

Отцовским домом, материнской речью.

В провинции, там, где прошло их детство [8]

В познаньи Неизбежности, в пути

Они учили, что им никуда не деться

От Неизбежности, одной на всех, как ни крути.

Но в городе уже их различали,

На веру деревенскую плюя,

Суть Неизбежности подобна там печали --

У каждого, как ни крути, своя.

Он, как и все они, прижился без проблем,

Среди соблазнов многих выбирая

Один, чтоб завладел им и повел,

Чтоб, совершенствуясь в искусстве быть никем,

Сидеть на площади, со смехом наблюдая,

Как входят в город юноши из сел.

Стыдясь стать баловнем своей печали, [9]

Он в банду россказней беспутнейших вступил,

Где дар его чудесный все признали,

Избрав главой юно-воздушных сил,

Кто голод превращал в латинскую похлебку,

И хаос города -- по мановенью -- в парк,

И одиночество любое -- девой робкой --

Заставить мог сойти к нему во мрак.

Но если в помыслах своих он был предельно прост,

Ночь шла за ним, как с топором подонок.

Дома кричали: «Вор!», захлопывая двери.

Когда же Истина пред ним предстала во весь рост,

Он в панике приник к твердыне этой — вере

И сжался, как от окрика, ребенок.

Книг этих безмятежные ряды [10]

Как будто бы и впрямь существовали —

Он отшвырнул соперникa труды

И застучал наверх по лестничной спирали.

И он вскричал, склонясь на парапет:

«Извечное Ничто, страсть без конца и края,

О, отпусти того, кто совершенства свет

Познал сейчас, с Тобой отождествляя.»

И камня немудреное томленье

Он ощущал дрожащею рукой,

Как приз ему за подвиг восхожденья,

Как обещание, что плоть угомонится

И обретет, страдалица, покой.

И в лестничный проем нырнул -- чтобы разбиться.

Он принцев изучал, походку их и стать, [11]

Что дети говорят, о чем судачат жены,

Он в сердце старые могилы вскрыл познать,

Какие мертвецам не писаны законы.

И неохотно заключил: «Все врут

Любители помудрствовать лукаво

И к ближнему любовь -- причина ссор и смут,

И песня жалости -- бесовская забава.»

И пред судьбой склонился так, что вскоре,

Над всякой тварью стал судьею и отцом,

Пока не встретил он в разрушенном соборе

В ночном кошмаре, в темном коридоре

Фигуру с перекошенным лицом,

Его лицом, вопящую: «О, горе !...»

Архитектура эта для благих; [12]

Вот так и гнал их страх на штурм небес,

Пока Господь не проявил к ним интерес,

Отметив девы непорочный лик.

Почиют здесь миры триумфов, и в ночи

В абстрактных домыслах Любовь дотла горит.

И Воля ссыльная, вернувшись, говорит

Таким возвышенным стихом, что плачут палачи.

Колодец бы взамен уж лучше б сладить им,

Но их преследует водобоязнь. Сейчас

Кто видит все, становится незрим.

Но и волшебникам здесь нелегко самим --

Они, по климату нормальному томясь,

Прохожему вздохнут: «Остерегайся нас!»

Чтоб зверя ублажить, народ единорогу, [13]

Дев непорочных, по обычью, поставлял.

Средь девственниц, однако, слава богу,

Процент красавиц был ничтожно мал.

Герой отважен был; не врали, знать, знаменья,

Но странный опыт свой он от народа скрыл.

И ангел сломанной ноги, как избежать паденья,

К нему сойдя, в холмах его учил.

Что ж, обнаглев, идти они решили сами,

Туда, где с львами им отведен был придел;

И стали в полпути, пещеру обнаружив.

Ну а для тех из них, кто до абсурда смел,

Остался выбор -- выбраться наружу

И, монстра встретив, превратится в камень.

Его родители тянулись, как могли [14]

Чтобы чадо отлучить от чахлой их земли

Для поприща почетнее стократ,

Чтоб зубы сжал, но стал богат.

Амбиций их неистовый накал

Дитя дубрав безумно испугал.

И он решил — любви такой

Достоин разве что герой.

И вот он здесь без пищи и без карт

И ни живой души уже который день

И непереносим пустыни злобный взгляд.

Он под ноги взглянул и там увидел тень,

Посредственности, той, чей идеал

Был Исключительность. И в ужасе бежал.