Уистан Хью Оден - Избранные стихотворения

Чиновник изумлен — ведь он был назван [15]

Средь тех, кто за терновым там стоял венцом

И в список занесен решительным отказом.

Уж не скрипит перо. И страстотерпцев лики

Он, опоздавший, не умножит, стало быть.

Осталось языка раздвоенным концом

Испытывать решительность юнцов

Рассказами о промахах великих

И ироничной фразою безудержных стыдить.

Теперь глумятся зеркала и над его ошибкой,

Видать пришла пора у женщин и у книг

Насмешнику, чей стиль -- укол рапирой гибкой,

Учиться зрелости, заткнуться хоть на миг,

Смиряя мании свои вполне мирской улыбкой.

Влюбился в ведьму рационалист [16]

И в камень превращен в процессе спора:

Сверхпопулярный тронулся, когда все отреклись,

И сверхбогач добычей стал для вора,

И озверел от поцелуев сверхсамец.

Но зелья действия надолго не хватило,

Хотя восстановилась под конец

Ингредиентов созидательная сила

Для тех, кто следовал своим желаньям.

По тем камням тропу найдет незрячий,

И к свету дураку укажет путь бедняк,

Драчливый пес расшевелит дворняг,

И даже сумасшедший озадачит,

Тоскливо бормоча лихие предсказанья.

Все что угодно можно теперь найти [17]

В энциклопедии Пути.

Заметки лингвиста, научные рации

О новой грамматике с иллюстрациями.

Известно каждому -- герой должен страдать от лишений,

На старую клячу ставить, избегать половых сношений,

Искать дохлую рыбу, дабы ей сострадать:

Теперь каждый думает что легко отыскать

Тропу через пустошь, к скале, где храм --

Жить под Тройной Радугой или по Астральным Часам,

Забывая, что знания исходят от солидных людей,

Тех, кто любит рыбачить и ставить на лошадей.

И может ли истина быть надежной вполне

В результате самоанализа и прибавления Не?

Он мог внимать, положим, эрудитам [18]

Не обнаружив, впрочем, мудрости родник;

На свист его бежал, положим, фокстерьер,

Но Троя, хоть ты плачь, не им была открыта.

Он выгнать мог ленивого лакея, например,

Но криптограмма, хоть умри, не выпорхнет из книг.

«То был не я,» -- вскричал он в изумленьи,

Переступив предшественника прах, --

«Обязан всем я глупому напеву

Что ошарашил Сфинкса на мгновенье.

То рыжий цвет кудрей мне выиграл Королеву

Вообще, не глупо ли болтаться в тех местах?»

И Поражение с тех пор не устает пытать

Возможно ль победить, не веря в Благодать?

Он от прямого уходил ответа: [19]

«Что государь сказал?» -- «Не торопись, чудак.»

«А видел ты восьмое чудо света?»

«Средь нищих человек — Ничто, когда он сир и наг.»

«Он к славе не готов,» -- шел шепоток зловещий --

«Видать, для куража рискует головой.»

«А сам лицом ну что твой бакалейщик.»

И перестали называть, как прежде, «Наш герой.»

От тех, кто жизнью никогда не рисковал,

Он отличался. Невзирая на ухмылки,

В деталях точен был, к порядку призывал,

Любил газон подстричь и захмелеть слегка,

И жидкости сливать из бутылей в бутылки,

И сквозь осколки их смотреть на облака.

Иные к левым прибивались. До сих пор, [20]

Из-за протестов. «А, поди все прахом!» --

Законом изгнанный, отчаявшийся вор

И прокаженный -- обоюдным страхом.

Теперь никто не обвиняет в грабеже

Или болезни. Вслед им с сожаленьем

Друзья глядят -- «Смотри, они уже

Уходят в онеменье и забвенье.»

Чернь ставит на во всем себе подобных,

Кто рвется к финишу, но с детства им знаком,

На с четным номером, в упряжке, жеребца.

И Безымянное понятней несвободным;

Счастливчики скорей рискнут всем кошельком,

Чем встретят взгляд Слинявшего Творца.

Путем Неправедным -- туда, где Сушь. От зноя [21]

Они вращалися волчком, и искушал их бес,

Шли у пустых пещер, в виду пустых небес

Оставив память, как помои, за собою.

К забвенью призывала монстров стая,

Рожденная из этих смрадных луж.

Красотки избегали их, к тому ж

Они упрямо славили Абсурд, от жажды умирая.

И в чудеса они извергли семя веры,

Чтоб образы гротескных искушений

Художников иных воспламеняли гений.

И жен бесплодных сонм и чахлые девицы,

В надежде, что найдут их кавалеры,

Пришли к ним ледяной воды колодезной напиться.

Шутник, оракул и поэт, [22]

В самопознанья глядя пруд,

Ждут на дурной вопрос ответ —

Притянет ли с наживкой леса

Искомый вектор интереса,

И об улове ночью врут.

Но буря топит то и дело

И хрупких допущений плот,

И праведника, и лицемера.

Их тянет феномен на дно —

Страдальцев — и уж заодно

Ко дну страдание идет.

И воды жаждут дать ответ

На правильный вопрос, но нет.

За этой дверью путь к началу всех основ; [23]

Мерцает белое сквозь зелень, но без страха

Играют дети здесь в серьезных семь грехов,

И в смерть хозяина поверит здесь собака.

Здесь отроки торопят числа, но

Здесь время кольцами на камне проступает,

Здесь плоть и тлен извечно заодно,

Когда живых согласье раздражает.

Здесь путешествиям конец. И в сумрачной аллее

Здесь одиночество печальной старой леди

Величье роз скрывает как плащом,

Здесь старцы, искушенные в беседе,

Краснеют под звезды пронзительным лучом

И чувствуют, как воля их слабеет.

Сегодня выше мы; напомнил этот вечер

Прогулки по безветренному саду,

Где в гравии вдали от ледника бежит ручей.

Приносят ночи снег, и воют мертвецы

Под мысами, в их ветренных жилищах,

Затем, что слишком легкие вопросы

Задал Противник пустоте дорог.

Мы счастливы теперь, хоть и не рядом,

Зажглась долина огоньками ферм;

На мельнице замолкли молотки,

И по домам расходятся мужчины.

Рассветный шум кому-то даст свободу, но не

Этот мир, что не оспорить птицам: преходящий,

Но в данный миг в согласии с тем, что

Свершилось в этот час, в любви иль поневоле.

На страданья у них был наметанный глаз.

Старые мастера, как точно они замечали,

Где у человека болит, как это в нас,

Когда кто-то ест, отворяет окно или бродит в печали,

Как рядом со старцами, которые почтительно ждут

Божественного рождения, всегда есть дети,

Которые ничего не ждут, а строгают коньками пруд

У самой опушки, —

художники эти

Знали — страшные муки идут своим чередом

В каком-нибудь закоулке, а рядом

Собаки ведут свою собачью жизнь, повсюду содом,

А лошадь истязателя спокойно трется о дерево задом.